«Будь с ним очень, очень осторожен, — говорилось в ней. — Это оригинал. Найди на нем что-нибудь для меня, а потом отошли обратно».

Прежде чем заняться чем-нибудь еще, я позвонил на сотовый Нине. Голос у нее был усталый и расстроенный.

— Рада, что посылка дошла, — сказала она. — Но не думаю, что это хоть чем-то поможет. В полицейском управлении Лос-Анджелеса уже проследили всю историю этого диска. Они нашли человека, который купил ноутбук, некоего мелкого деятеля шоу-бизнеса по имени Ник Голсон, но у него есть квитанция, подтверждающая, что он продал его в магазин подержанной техники в Бербанке в прошлом июле. Он думал, что получит хороший заказ на сценарий, но так его и не получил и в итоге не смог позволить себе компьютер. После этого кто-то купил его за наличные, снял жесткий диск, а остальное куда-то выкинул — мы вряд ли когда-либо узнаем, куда именно. Сотрудников магазина сейчас допрашивают, но убийца, как мне кажется, был достаточно умен, чтобы не оставить следов.

— И каким же образом я получил оригинальный диск?

— Благодаря моему женскому обаянию.

— У тебя есть обаяние?

— Ты удивишься — есть. Собственно, я и сама удивляюсь. Вероятно, все дело лишь в моем положении.

Она призналась, что слегка надавила на компьютерщика из полицейского управления, после того как я дал понять, что копия может меня и не устроить. Парень готов был пойти ей навстречу в немалой степени потому, что они и так уже сделали с диском все, что могли. Отпечатки с него уже сняли, так что к нему можно было спокойно прикасаться. Но…

Я сказал, что буду с ним крайне осторожен.

Положив трубку, я посмотрел на предмет, который, как я теперь знал, провел некоторое время во рту мертвой женщины. Не знаю, что больше действовало мне на нервы — то ли это, то ли осознание того риска, на который пошла Нина.

Принесли кофе. Я выпил чашку и выкурил сигарету, после чего, как обычно, почувствовал себя куда увереннее перед лицом вызова, брошенного мне миром. Достав внешний бокс, я осторожно вставил в него диск и подключил кабель к ноутбуку Бобби. На рабочем столе появилась иконка диска.

Открыв содержимое диска, я еще раз убедился в том, о чем мне уже говорили. Там было всего два файла: музыкальный в формате МР3 и текстовый. По словам Нины, цитата в начале текста принадлежала Генриху Гейне. Запись «Реквиема» Форе была взята из вполне уважаемого источника начала шестидесятых, что само по себе могло ничего не значить. Классическая музыка не подвластна времени, и недавнее вовсе не означает лучшее. Все, что я смог узнать об этой музыке, — это то, что она записана в стереоформате, с битрейтом 192 килобита в секунду, с высоким качеством. Учитывая, что большинство людей не слышат разницы между битрейтами 192 и 160, возможно, предполагалось, что она либо будет воспроизводиться через высококачественную аудиосистему, на которой будут заметны недостатки более низкой частоты, либо — что выглядело более простым и очевидным — музыка имела некое немаловажное значение для того, кто ее записал. Так или иначе — толку немного. Я прослушал файл несколько раз, параллельно изучая текст, и заметил легкое шипение, а также один или два щелчка. Возможно, МРЗ-файл записывали с виниловой пластинки. Маловероятно, чтобы кто-то, разбирающийся в компьютерах, полностью презирал компакт-диски, так что, возможно, пластинка имела для него некое сентиментальное значение. Опять-таки — немного толку.

Запустив мощную сканирующую программу, я стал ждать, пока она закончит работать.

Многим кажется, будто компьютеры — всего лишь машины вроде пылесосов или видеомагнитофонов. Но они ошибаются. С самого начала, еще во времена высокоразвитых калькуляторов типа «Амиги» или «Эппл II», наши отношения с компьютерами стали совсем иными. Сразу было ясно, что это нечто обладающее собственными правами. Если сломалась стиральная машина или телевизор — их несут в ремонт или выбрасывают на свалку. Это всего лишь предметы старой, обычной технологии. В них нет никакой магии. Однако если перестает работать компьютер — ты никогда полностью не уверен в том, кто именно в этом виноват. Ты чувствуешь, что и сам к этому причастен. Это примерно как разница между карандашом и автомобилем. Карандаш прост и предсказуем. Он может выполнять лишь одну функцию (если заточен) и отказывает по вполне очевидным причинам (слишком короткий, слишком тупой, нет грифеля). Что касается автомобиля, особенно если это какое-нибудь ржавое ведро, за руль которого большинство из нас в первый раз садились, то тут все несколько сложнее. Его приходится порой уговаривать, особенно холодным утром. Странный шум, непонятно что означающий, но никогда не исчезающий, случайные отказы двигателя, которые порой начинаешь приписывать положению луны на небе. Все это не значит, что машина неисправна, просто она требует дружеского к себе отношения, напоминая о том, что у нее есть свои потребности. Постепенно отношения с ней превращаются в ритуал, возникает некая связь, основанная на ее непредсказуемости, на том, что с ней нужно уметь обращаться. Примерно так же начинаешь лучше разбираться в людях, узнавая их странности, положительные и отрицательные стороны и вообще все то, что отличает их от других.

Компьютер в этом отношении чем-то напоминает автомобиль, только куда глубже протягивает свои щупальца в твою жизнь. Компьютер — словно отражение твоей души, многослойное, снабженное системой меню представление о том, кто ты есть, кто имеет для тебя значение и какие грехи ты совершаешь. Если ты провел вечер, блуждая по Сети в поисках голых женщин, твои следы остаются в истории браузера и дисковом кэше, не говоря уж о том, что твой адрес фиксируется всеми сайтами, на которых ты побывал, так что они могут заваливать тебя спамом до скончания времен. Если ты обмениваешься легкомысленными посланиями с коллегой по работе, но тщательно избавляешься от них, — этого все равно недостаточно, пока ты не выполнишь команду очистки корзины.

Даже если ты считаешь себя очень умным и удаляешь ненужное, очищая корзину, — этого тоже мало. Все, что происходит, когда ты «стираешь» файл, — это то, что компьютер лишь удаляет ссылку на него. Точно так же, как если уничтожить каталожную карточку, которая указывает, на какой полке можно найти книгу, — сама книга останется на месте, и если поискать, то ее можно обнаружить или случайно на нее наткнуться.

Или представим себе человека, который пишет заметки карандашом на огромном листе бумаги. Если ослепить его, записки останутся там же, где и были. Он не может показать, где находится каждая из записей, но они никуда не делись. Если он будет продолжать делать записи (иными словами, если продолжать сохранять файлы), он начнет писать поверх старого текста. Его новые записи, его новый опыт будут перекрывать куски предшествовавших файлов, лишая возможности вернуться к тому, что было раньше, понять или даже вспомнить, что произошло прежде и сделало его жизнь такой, какой она стала теперь. Однако фрагменты этих файлов, хотя и кажутся утраченными навсегда, продолжают существовать — словно прежний опыт компьютера, отрезанный от внешнего мира, но все еще обитающий в некоторых частях диска, подобно призракам и воспоминаниям, смешанным с событиями настоящего. Собственно, так же бывает и у нас самих.