– Какой аромат? – потянул Антон носом. – Что за кофе?

– Обычный… арабика, – не удержалась Валери от взгляда на донышко его пустого бокала. – Тебе с сахаром?

Она не спешила, и это наводило на мысль, что яд длительного действия. Интересно, какого? Наверняка она будет использовать нечто современное, что не определяется в результате вскрытия. Какие-нибудь стимуляторы, вызывающие сильное повышение артериального давления, кровоизлияние в мозг.

Кофе они пили стоя. Валери у плиты, прислонившись к кухонному столу бедром, он у окна, закрывая спиной тот самый цветочный горшок. Пили молча, и оба явно делали вид, что наслаждаются вкусом кофе, хотя после вина пить кофе не очень приятно. Слишком разные вкусы, разная температура и разный эффект.

Валери допила свою чашку и вдруг заторопилась. Оказывается, она совсем забыла, что ее сегодня ждут на приеме в одной международной фирме по поводу предстоящего контракта в Бельгии. Быстро сняв с пальцев перстни, она сняла с шеи еще и кулон на золотой цепочке и скрылась за дверью, откуда отчетливо раздался щелчок запора.

Антон сел спиной к двери и посмотрел на большой перстень. Так, что тут открывалось? Вода в душе шумит, это хорошо. Вот, кажется, защелка… тут ногтем надо, женским. Кончиком штопора он все-таки умудрился нажать на очень миниатюрный листочек, который на такой же миниатюрной пружинке запирал полость под камнем. Прямо средневековое преступление – отравление ядом из перстня. Не глядя, Антон нашарил в своей поясной сумке маленький полиэтиленовый пакетик, в который высыпал несколько крупинок белого вещества, и плотно защелкнул в пазы края.

Теперь бокал. Он достал из той же сумки кусок липкой ленты, которой обычно пользуются криминалисты. Повертев бокал Валери и глядя на свет сквозь стекло, нашел два вполне четких отпечатка. С одной стороны – двух пальцев, видимо, среднего и безымянного, а с другой – большого. Сняв верхнюю пленку, приложил нижнюю липкой стороной к стакану и провел рукой. Теперь осторожно отсоединить и заклеить опять верхней частью. Все, отпечатки надежно и почти навечно зафиксированы.

Звук льющейся воды прекратился, значит, надо торопиться. Антон достал маленькую плоскую коробочку, а из нее маленькую таблетку радиомаяка черного цвета. Уложив ее в полость под камнем перстня, защелкнул замок, а потом старательно кончиком штопора согнул язычок листка таким образом, чтобы его было уже не открыть без специального инструмента. Все, теперь если и захочет открыть, то помучается.

Валери появилась в нижнем белье. Она прошла, шлепая босыми ногами по полу, к шкафу, где нашелся фен, и скорее для порядка спросила:

– В душ пойти не хочешь? Если нет, тогда быстрее одевайся, а то я тороплюсь.

Пока Антон одевался в коридоре, француженка быстро сполоснула на кухне посуду, надела свои украшения и вышла к двери. Он расплылся в улыбке, показывая, что всячески сожалеет о скором окончании их встречи и даже намерен предложить ее повторение, если дама будет расположена. Дама, кажется, была не особенно расположена к пустой болтовне и нервно притопывала носком туфли.

Они вышли из квартиры и молча спустились на лифте вниз. Уже на улице, у подъезда, Валери наконец подняла на Антона глаза и посмотрела так, как будто прощалась навеки.

– Ну все! Я спешу, так что прощаемся быстро. Я буду занята какое-то время, поэтому найду тебя сама. Пока!

Ни поцелуя, ни прикосновения к руке, просто легкий взмах кисти, поворот, и вот уже, повинуясь ее жесту, останавливается у бордюра желтое такси. Антон невольно подумал, а как бы он сам прощался с женщиной, которую заведомо отравил и которой жить оставалось несколько часов? Пожалуй, и ему было бы не до нежностей.

А такси-то стояло в пятидесяти метрах у тротуара и сразу тронулось с места, когда они появились на улице. Ее ждали, все было оговорено? Надо поскорее сматываться, а то вдруг по плану француженки ему уже должно стать плохо?

Антон вышел к дороге и тоже принялся ловить такси. Потом вспомнил наставления шефа и быстрым шагом двинулся к метро. А вдруг следующее такси по той же договоренности ждало его? Как труповозка, к примеру.

Полковник Жучков остановился возле знакомого дома и вышел из машины. Он долго смотрел на окна, потом закурил и уселся на низкий заборчик газона. Что-то в лице этого крепкого волевого человека было иным. Не нерешительность, не страх, но что-то удерживало его, заставляя выкурить две сигареты подряд.

Наконец он поднялся, машинально отряхнув сзади брюки, и пошел к одному из подъездов. Нажав кнопку домофона, долго ждал, пока ему не ответил бесцветный женский голос:

– Да…

– Вероника, это я, Николай.

– Коля? – В голосе прозвучало не столько удивление, сколько радостное оживление. – Ты?

– Да, я. Вот решил навестить. А то все одна да одна. Пустишь в гости? На чашечку чая?

– Да, конечно, Коля, заходи.

Запикало в механизме, щелкнул замок, и Жучков потянул на себя входную дверь. Он легко взбежал на нужный этаж и подошел к двери квартиры, которая почти сразу открылась перед ним.

Вероника Андреевна Бельшицкая посторонилась, пропуская гостя. Была она в домашнем несвежем халате, с накинутой на плечи шалью. Выглядела женщина почти жалко. Волосы, которые всегда были тщательно уложены, сейчас просто собраны в неаккуратный хвост на затылке, на лице ни следа макияжа, а только следы бессонных ночей и пролитых слез в виде темных кругов под глазами на серой коже.

– Ну как ты? – спросил Жучков, сбрасывая туфли и проходя за женщиной в зал.

– А как я могу быть? – пожала та плечами, усаживаясь на диван и зябко, несмотря на жару, кутаясь в шаль.

– Я все понимаю, моя хорошая, – садясь рядом и беря женщину за руку, сказал он. – Тебе тяжело, ты осталась совсем одна. Но с этим надо что-то делать. Тебе надо развеяться, уехать куда-нибудь на время. Невозможно в этой атмосфере и в этой квартире прийти в себя. Гену уже не вернешь, но тебе-то надо жить дальше.

– Да, я понимаю все, Коля, спасибо тебе за заботу. Ты – настоящий друг. Ты был другом и Геннадию, и мне.

– Почему был? – В запале Жучков даже повысил голос. – Почему был, Вероника? Я все тот же Коля, каким и был двадцать с лишним лет назад. Я ведь все помню, я ничего не забыл и все так же отношусь к тебе, как и в те годы. Ты помнишь?

– Коля, не надо, – попросила женщина, и ее лицо скривилось в судорогах, как будто она готова была зарыдать. – Не трави мне душу.

– Миленькая моя, я же просто хочу сказать тебе, что все можно вернуть, что жизнь не кончилась. И Геннадий, знай он все заранее, сам бы одобрил это и сам бы предложил мне не бросать тебя одну.

– Что? Ты о чем, я не понимаю…

– Я хочу быть с тобой, навсегда… Вероника, я все еще люблю тебя, как и в те годы. Ты только скажи, только кивни в ответ, и я все брошу, все отдам тебе.