Но сейчас мы как будто даже притормаживали.

Я открыл глаза. Точно.

Космо повернул направо, заехал на парковку какого-то разорившегося супермаркета напитков и остановился.

– Эй, он уйдет от нас. Ты рехнулся? – в ужасе спросил я его и удивился, когда Космо взглянул на меня так, словно хотел убить.

– Думаю, это я должен задать тебе такой вопрос, – ответил он.

ВИОЛА ГОРМАН

Нож? Пистолет? Или все-таки наручники?

Она склонялась к тому, чтобы надеть глушитель на пистолет «Хэклер & Кох» и быстро покончить со всем этим ужасом. Все заумные, по возможности бескровные планы ее так называемых «шефов» до сих пор заканчивались провалами, но чего еще ожидать от «кабинетных» преступников, решивших поиграть в Джеймса Бонда?

Это дети. Фанаты-компьютерщики, а не мужчины, что заметно по ужасным никам, которые они взяли. Фиш и Спук; какое ребячество.

В отличие от этих ботаников она все-таки научилась стрелять, еще в детстве, когда отец брал ее с собой на охоту. Конечно, она не была лучшим стрелком, но попадала в оленя с трехсот метров, и уж это вряд ли станет для нее проблемой.

Тем более что автомобиль сейчас стоял, и ей всего лишь нужно было отодвинуть окно в сторону.

Бах. Бах.

Два выстрела, прямо в затылок. Все случится так быстро, что оба лишь удивятся, когда что-то брызнет на лобовое стекло с внутренней стороны, и тут же умрут, не успев узнать в беловатом веществе собственный мозг.

Они, как говорится, и глазом моргнуть не успеют.

Ни придурок за рулем, ни его братец.

Что за дилетанты.

Ну кто угоняет автофургон, даже не заглянув в кузов.

МАКС

– Вот это лежало на приборной панели, – сказал Космо и передал мне коричневатый скоросшиватель формата А4, примерно в палец толщиной; на картонной обложке, сделанной из вторичного сырья, стояло мое имя. Напечатанное наискосок на лазерном принтере, заглавными буквами.

Я открыл скоросшиватель и уставился на собственное лицо.

Фотографию, очевидно, сделали вчера, тайно, вероятно, из этой машины. Я стою перед начальной школой после разговора с фрау Яспер и директоршей и придерживаю Йоле дверцу «жука», чтобы она смогла перелезть назад через откинутую спинку пассажирского сиденья.

– Как давно эти свиньи шпионят за мной? – спросил я.

– Давно.

Снова этот свирепый взгляд, словно я лично чем-то навредил Космо.

– Да что с тобой?

– Сейчас сам поймешь.

Я пролистал дальше и нашел еще одну свою фотографию, уже из лучших времен, когда я не выглядел таким измученным и истощенным. И все равно при взгляде на снимок почувствовал себя скверно.

– Это монтаж, – заявил я.

– Неужели?

– Конечно!

Я с отвращением вырвал листок из папки и ткнул его Космо в лицо.

– Ты серьезно думаешь, я сижу на таких сайтах?

Он пожал плечами:

– Это ты мне скажи.

– Секс-портал для фетишистов? Я тебя умоляю. Кто-то использовал мое фото для этого профиля. Или создал поддельный аккаунт под моим именем.

– И выложил там фотографии Йолы?

– Что?

Космо велел мне раскрыть папку посередине, и действительно я нашел несколько опубликованных якобы мной же постов, где я подробно описывал свои тайные фантазии с участием дочери. Я пробежал глазами по строчкам, и мне стало плохо. Но самая мерзость заключалась в том, что помимо отвратительных предложений там были выложены малюсенькие, размером с ноготь, снимки моей дочери, которые кто-то переснял прямо из моего фотоальбома. Двухлетняя Йола во время купания, в три года на первом велосипеде, в шесть – во время школьного представления в роли Белоснежки.

– Откуда взяться этим личным фотографиям, если не от тебя? – абсолютно справедливо потребовал ответа Космо.

– Я не знаю.

Альбом лежал у меня в рабочем кабинете. Кроме меня ключ был только у Ким. Некоторые из фотографий я на старомодный манер сделал аналоговой камерой, но потом оцифровал снимки. Я не любил детские фотографии на «Фейсбуке» и вообще нигде их не выкладывал.

Я в ужасе пролистал папку дальше – фотографии становились все конкретнее. Уже не Йола, а дети различных возрастов и цвета кожи, все в экстремальных позах. И все эти изображения мужчина, который незаконно использовал мою фотографию, снабдил садистскими комментариями.

Один из них гласил: «Я бы позабавился с этой малышкой в садовом домике. Я уже арендовал такой и сделал звуконепроницаемым».

Я захлопнул папку. Лихорадочно заморгал и, сжав кулаки, попытался подавить тошноту.

– И ты считаешь меня извращенцем? – спросил я Космо. – Именно ты?

Он пожал плечами, во взгляде все та же ярость. Рука Космо тоже сложилась в кулак, что еще больше меня возмутило. Сначала несправедливые обвинения, а потом еще и этот высокомерный самоуверенный жест!

– Ты имеешь наглость приписывать мне собственную извращенность?

– Ты ошибаешься, малыш. – Он заскрипел зубами. – Я злюсь не на тебя.

– На кого тогда?

– На того, кто нас обоих так испортил. Если бы я мог, то…

Космо моргнул, как будто ему в глаз что-то попало, и мне не удалось узнать, что он еще собирался сказать. Меня тоже парализовал ужас.

– Ты тоже это слышал? – прошептал я, в горле у меня пересохло.

Он кивнул, в таком же волнении, как и я.

За нами в кузове что-то опрокинулось.

Я приложил палец к губам и сказал спокойно, словно ничего и не было:

– Теперь остынь, Космо. Успокойся, пожалуйста, хорошо?

Я включил радио и настроил музыку погромче. Меланхолическое пение Адель наполнило кабину. По мне бы лучше «Раммштайн», но это тоже сойдет.

Тихо, общаясь друг с другом одними взглядами, мы открыли двери и выскользнули из автофургона.

Перед задней дверью кузова снова встретились и нерешительно посмотрели друг на друга. Уличный шум здесь был такой сильный, что мы, наверное, могли бы разговаривать абсолютно нормально, но не хотели рисковать.

Я указал на заднюю дверь автофургона и сделал движение, как будто собирался резко распахнуть ее.

Космо покрутил пальцем у виска. Пальцами он дал мне понять, что нам лучше исчезнуть отсюда как можно скорее.

Я покачал головой. Кто бы там ни спрятался в фургоне, этот человек, возможно, знал, где Йола. Я не мог не использовать такой шанс.