мама злилась, она запирала меня в сарае, чтобы глаза не мозолил. Осенью там было не так плохо, но летом — просто невыносимо. В тёмном маленьком душном помещении от жары вскипал мозг, превращаясь из желеобразной массы в водичку. Единственным спасением было прижиматься к полу, который в дальних углах всегда был холодным. Но иногда мама просто хлестала меня ремнём. Как и в тот раз.

— Ненавижу тебя! Весь в него пошёл! Да тебя даже дворником работать не возьмут!

— Мама, пожалуйста, не надо! Я не уйду, не уйду!

— Хорошенько подумай над своим поведением. — Она бросила в меня ремень и ушла в дом. Тогда не было сил доползти до крыльца. Помню, как открыл глаза и увидел девчонку, которая бежала ко мне. Это была Ким Ту Хонг. В тот день у меня появился первый друг — маленькая боевая девочка с милыми веснушками на щеках. Её неугасающий энтузиазм и оптимизм завораживали. Она стала для меня тем, ради кого хотелось горы свернуть. Бегал, искал бутылки, чтобы сдать их и хоть немного заработать. Потому что она сказала, что мечтает ещё хоть раз побывать в парке аттракционов. На день рождения я подарил ей эти билеты в парк. Когда счастлива она, счастлив и я. Но в тот же вечер к моему дому подъехало несколько чёрных автомобилей. «Папа приехал решить кое-какие дела», — так сказала мама. Пока они ругались в доме, я сидел в одной из машин и ждал, как мне велели. Вскоре пришёл и папа.

— Здравствуй, сынок, — ласково поздоровался со мной отец.

— Здравствуйте.

— Почему так официально?

— Вы ушли, и у вас появился новый ребёнок, я по новостям видел. Значит, вы больше не мой папа, и я не могу к вам обращаться по-другому.

— Ты не прав, потому что кое-чего не понимаешь. — Он погладил меня по голове. — А хочешь, чтобы я снова стал твоим папой?

Это был риторический вопрос. Даже если он ушёл, даже если у него появился ещё один сын от другой женщины, он улыбался и был ласков со мной, как прежде. А мама меня била. Ответ очевиден.

— Хочу. Что для этого нужно?

— Ха-ха, ничего, только, пожалуйста, называй меня как раньше — папой. — Я согласно кивнул. Но потом вспомнил кое-что очень важное.

— Пап, а можно моя подруга поедет со мной? Её тоже дома не любят, и она может называть тебя папой.

— Прости, Мин Хён, ей снами нельзя. Но если ты будешь прилежно учиться, то, когда вырастешь, вы снова встретитесь, и ты сможешь забрать её с собой. Договорились?

— А можно мне с ней попрощаться?

— Нет. Нужно уехать незаметно, ты ей потом всё объяснишь. — Он обнял меня. — Но ты можешь оставить ей записку.

Папа протянул мне блокнот с ручкой. Я аккуратно вывел несколько слов и попросил его приклеить листок на дверь. Оставив записку, папа похлопал водителя по плечу, и мы поехали.

— А как же мама?

— Она поедет в другое место, подходящее ей больше, чем наш новый дом.

Позже я узнал, что её просто отослали в загородный дом отца и заперли там, чтобы она не наводила ещё больше шуму. Мама постоянно ходила в полицию, суд, пыталась отсудить часть отцовского состояния, так как он не обеспечивал нас с ней и бросил. Но они не были женаты, когда я родился, поэтому в этом деле она ничего не выиграла. Только обо всём этом начали прознавать журналисты. Если бы папа не вмешался, дело бы раздули.

Так я и начал жить с отцом. Моя мачеха, Ван Ён Ми, высокая худощавая женщина, была явно не в восторге от моего переезда к ним, как и её сынок — Сын Хва, мой ровесник. Ван Ён Ми поставила отцу одно условие: я буду жить с ними только в том случае, если обо мне никто не будет знать. И отец выполнил это условие. До поступления в старшую школу я обучался на дому и с мачехой проводил больше всего времени, так как она не работала. Эта женщина занималась со мной корейским, каллиграфией и литературой. За каждую ошибку я получал бамбуковой тростью по спине. Каллиграфия удавалась хуже всего, поэтому синяки не сходили. Она не давала мне ни малейшей поблажки, я ведь «не её родной сын, а оборванец с улицы, который даже не знает, как правильно держать вилку с ножом». Когда отец уезжал в командировку, она не контролировала себя. Любой, даже малейший мой промах выводил её из себя. Иногда она била меня всем, что попадалось под руку, или запирала в тёмной каморке в дальней части дома, где бывали только слуги. Еду мне приносили в комнату, потому что «мои глаза и так болят, ещё ты их своим присутствием раздражаешь! Иди в свою комнату и ешь там, ты не достоин сидеть с нами за одним столом, ты не член семьи Ван». Сын Хва как копия своей мамочки всегда поддакивал. Этот засранец часто пакостил и сваливал на меня. За его проделки тоже огребал всегда «маленький оборванец». Я всегда терпел, потому что знал: когда приедет папа, она успокоится. Так и было. Каждый день за ужином отец и Ён Ми спрашивали нас с Сын Хва об успеваемости.

— Ну, ребята, рассказывайте, как ваши успехи? — спрашивал папа.

— На высшем уровне, как и всегда, — отвечал Сын Хва.

— Молодец, сынок! Кушай побольше, тебе нужно много сил, — лепетала мачеха.

— А у тебя, сын? — обращался отец ко мне.

— Всё хорошо, только в математике недостаточно понял последнюю тему, за это получил семьдесят баллов в тесте.

— Ну, ничего, не расстраивайся! Просто удели больше внимания этой теме, хорошо?

— Что хорошо?! Ничего хорошего! — заверещала женщина. — Он пришёл в новую семью, да ещё и такого уровня! Пусть соответствует!

— Ён Ми…

— Ест, спит и живёт за наш счёт — и лоботрясничает?! Быстро вышел из-за стола, ты не заслужил этой еды, бессовестный мальчишка!

— Ён Ми, прекрати! — кричал на неё отец и сажал меня обратно за стол. — Я обеспечиваю всех вас. Этот мальчик мой сын. И только я решаю, кто в этом доме заслуживает еды, а кто нет!

После этих слов мачеха замолкала и обижалась. Она поддерживала отца во всём, кроме меня.

В детстве я и Сын Хва были очень похожи на папу. Настолько, что если сравнить наши детские фотографии, можно подумать, что это один и тот же человек. Со временем сын Ён Ми стал больше походить на неё, а я так и остался папиной маленькой копией. В