Их трупы тайно закапывали специальные бригады из фольксштурмистов.

Однако скрыть свои преступления нацистам не удалось: вскоре Кенигсберг пал.

К сожалению, 18 февраля 1945 года осколком снаряда был смертельно ранен Черняховский. Гибель молодого и очень популярного в войсках генерала стала большой потерей для армии. Характерна запись в дневнике Бушина: «Ах, какого мужика не уберегли!..» Фигура комфронта внушала уважение и в стане союзников. Черчилль написал Сталину:

«С печалью прочел я о потере, которую Вы понесли в связи со смертью генерала Черняховского от ран, полученных им в бою. Талант и деятельность этого блестящего и храброго офицера вызывали большое восхищение у Правительства Его Величества и британской армии».

Начальник Генерального штаба маршал Василевский находился в Большом театре, когда его срочно вызвали к телефону. Звонил Верховный, сообщивший о смерти командующего 3-м Белорусским. Теперь Александру Михайловичу предстояло сменить его.

Именно Василевский готовил войска к овладению столицей Восточной Пруссии. В этот период советская разведка неоднократно проникала в город и смогла досконально изучить его, итогом чего стало создание уникального макета Кенигсберга, где были нанесены все оборонительные сооружения противника. В марте комфронта ознакомился с этим шедевром, на котором проходила отработка взаимодействия всех родов войск накануне штурма. Сегодня макет находится в Калининградском областном историко-художественном музее.

Столицу Восточной Пруссии окружала кольцевая система укреплений, так называемая «ночная перина»: двенадцать больших и три малых форта, находившихся друг от друга на расстоянии от двух до четырех километров. Таким образом, между соседними сооружениями была возможность взаимной огневой поддержки, так называемая огневая связь. Хотя к 1945 году форты частично устарели – все они строились еще в XIX веке, – но все же сохраняли свое значение и могли создать немало проблем нашим наступающим силам. Этим пользовалась нацистская пропаганда. На стенах кенигсбергских домов красовалась надпись: «Слабая русская крепость Севастополь держалась 250 дней. А Кенигсберг не будет сдан никогда».

Германской обороной командовал генерал Отто Ляш, тот самый, который никак не мог найти общий язык с Кохом. Это был опытный военный, ветеран еще Первой мировой, который с приходом Гитлера и преобразованием рейхсвера в вермахт вернулся на службу. Он сражался и в Польше, и во Франции, и на Восточном фронте: в Прибалтике, на Украине, под Ленинградом. Нацистское командование ценило Ляша: так, 10 сентября 1944 года он получил Рыцарский крест Железного креста с дубовыми листьями. Но, несмотря на «ночную перину», этого орденоносца обуревали невеселые мысли. Он видел, что русские накапливают резервы вооружений, в то время как свое положение расценивал как уязвимое и ослабленное. 2 апреля в Кенигсберг приезжал командующий Земландской группировкой вермахта генерал Фридрих Вильгельм Мюллер. Гость произнес патетическую речь о том, что скоро начнется широкое наступление, в результате которого русские будут изгнаны из Восточной Пруссии. Реалиста Ляша, указавшего на абсурдность такого шапкозакидательства, Мюллер пообещал скоро заменить, заручившись поддержкой фюрера. Главу кенигсбергской крепости действительно скоро заменили, но отнюдь не Мюллер с Гитлером.

Все началось 6 апреля.

Самое эпичное описание штурма нам оставил, пожалуй, сам Ляш, впервые за всю войну ощутивший полное бессилие:

«…Русские войска начали наступление такой мощи, какой мне не доводилось испытывать, несмотря на богатый опыт на востоке и на западе… Около тридцати дивизий и два воздушных флота в течение нескольких дней беспрерывно засыпали крепость снарядами из орудий всех калибров и “сталинских органов”. Волна за волной появлялись бомбардировщики противника, сбрасывая свой смертоносный груз на горящий, превратившийся в груды развалин город. Наша крепостная артиллерия, слабая и бедная снарядами, не могла ничего противопоставить этому огню, и ни один немецкий истребитель не показывался в небе. Зенитные батареи были бессильны против тучи вражеских самолетов, и к тому же им приходилось с трудом обороняться от танков противника. Все средства связи были сразу же уничтожены, и лишь пешие связные пробирались на ощупь сквозь груды развалин к своим командным пунктам или позициям».

Для прорыва «ночной перины» Василевский организовал подавляющее преимущество над противником по всем видам вооружений. Особую роль играла тяжелая артиллерия. Старые, еще царские, трехсотпятимиллиметровые гаубицы и современные мортиры БР-5 методично били по немецким укреплениям, позволяя советским пехотинцам прорываться внутрь и подавлять живую силу противника. Кроме того, комфронта грамотно выбрал направление главного удара – с юга, где оборона немцев была слабее, чем на севере, в районе соединения Кенигсбергского гарнизона с Земландской группировкой. Впрочем, когда немцы стали судорожно перебрасывать резервы на юг, Красная Армия ударила и с севера.

Уже в первый день операции 11-я гвардейская армия под командованием генерала Кузьмы Галицкого, а также 43-я (там Космодемьянский) и 50-я (там Бушин) прорвали оборону и вошли на улицы города. Взяла реванш и 39-я армия; коридор между столицей и Пиллау был вновь перерезан, и Кенигсберг опять оказался в полной блокаде.

Наибольшую известность получили бои за Пятый форт, названный в честь мужа королевы Луизы Фридриха Вильгельма III. Твердыня сопротивлялась четыре дня: несмотря на то что советские бойцы сумели проникнуть внутрь и вели бой во внутренних помещениях, немцы уперлись и удерживали значительную часть укрепления. Только применение мортиры БР-5 привело к тому, что немцы выбросили белый флаг.

Пятнадцать советских бойцов удостоились звания Героев Советского Союза за участие в этом бою. Среди них – Владимир Константинович Полупанов, который позже стал генералом, прожил очень долгую жизнь и скончался в 2018 году. Сохранилось его письмо, отправленное из Восточной Пруссии домой родным; сегодня оно представлено в калининградском музее «Форт № 5», и его невозможно читать без содрогания…

«Здравствуйте, дорогие мои мамочка, Светка, бабушка, Люда и Вадик!

Вот после долгого молчания пишу вам письмо. А молчал, потому что все время находился в наступлении. Дорогая мамочка, я пока жив и здоров. Сейчас мчимся по проклятой Германии. Вы, наверное, знаете, что 1-й Прибалтийский прорвал оборону немцев и сейчас находится на территории Восточной Пруссии. До этих пор я еще такого бегства не видел. Немцы бегут, бросают всю технику и вообще все, что только можно. Мамочка, вот уже победа близка. Мы зашли в берлогу врага. Но и мне суждено еще, наверное, пожить. Вот в этом наступлении пуля с винтовки пробила шинель и обе рубахи на правой руке, а на руке даже не осталось пятнышка. Значит, еще поживу…

Дорогая мамочка! Вот много встречаю насильно угнанных на работу наших русских людей. И много киевских встречал. И все думаю: а где это Галя, Лида, Тамара?»

В ночь с 8 на 9 апреля Ляш по приказу командования предпринял отчаянную попытку прорыва и отступления к Пиллау. Она была обречена на неудачу. Не в силах сопротивляться, генерал принял роковое решение сдаваться на милость победителю. Он делал это на свой страх и риск, тайно, без санкции Гитлера или Коха, который на этот раз действительно покинул город.

9 апреля немецкий командующий устно приказал своему другу полковнику Гефкеру вместе с двумя офицерами перейти линию фронта и, попав в расположение советских войск, предложить прекращение огня (это был эвфемизм, которым Ляш пытался прикрыть позорное слово «капитуляция»). Гефкер дошел до порядков 11-й гвардейской стрелковой дивизии и передал предложение. Узнав об этом, маршал Василевский приказал комдиву генералу Цыганову немедленно согласиться на контакт и принудить вражеский гарнизон к сдаче. На переговоры в бункер Ляша отправили начальника штаба дивизии подполковника Петра Яновского. Тот недавно, прямо на фронте, сыграл свадьбу. Уходя в логово врага, он отдал жене пистолет. Жена сказала: «Если не вернешься, я из него застрелюсь».

Общение Яновского и Ляша в бункере командующего вермахта шло тяжело. Немецкий генерал до последнего пытался отгрызть максимально почетные условия капитуляции. В разгар переговоров в укрытие генерала пытались ворваться эсэсовцы, узнавшие о планах главы гарнизона сдаться. Жизни советских парламентеров, как, впрочем, и самого Ляша, повисли на волоске. Но солдаты и офицеры немецкой армии уже не горели желанием умирать за проигранное дело фюрера. Эсэсовцев обезвредили, а деморализованный Ляш своим войскам приказал сложить оружие. Гитлер в отчаянии приговорил его к смертной казни, но привести ее в исполнение будет уже не в его власти.

Штурм города, отлично продуманный и подготовленный, занял всего четыре дня: с 6 по 9 апреля. Десятого