– Ах, вот оно что! – начала было Аленка, но тут ее прервало появление одного из ее мордоворотов.

– Матушка-царица! – прогудел мордоворот. Весь Кутеж на Красной площади согнали по твоему особливому распоряжению. Ждет народишко слова твоего мудрого.

– Это хорошо, – обрадовано хлопнула в ладоши Аленка. Ступай, скажи, чтоб учителя премудрого пригласили выйти на крыльцо теремное. Да пусть девки там все коврами устелют!

Мордоворот поспешно ретировался. Вдали по коридорам разнесся его зычный крик.

– Что ж, – завертела Аленка четками как нунчаками, – идемте и вы со мною. Полезно вам взглянуть на сие и понять, чья теперь в Тридевятом царстве истинная власть!

И Аленка стремительно вышла из своих покоев; полы ее холщового балахона развевались, будто паруса пиратского брига…

– Что она еще затеяла? – занервничала Василиса и, махнув рукой, указала нам на потайную дверь, ведущую из царских покоев прямо на Красную площадь.

Потайным ходом мы вышли из царских палат на главную площадь Кутежа и чуть не ахнули: народу собралось видимо-невидимо. Мы протолкались ближе к основному месту действия, то бишь к парадному крыльцу, больше напоминавшему трибуну мавзолея Ленина, только в отличие от мавзолея все здесь пестрело многочисленными яркими коврами.

– Ох, что будет, что будет! – вздохнула стоящая рядом со мной крупная женщина с замурзанным дитенком на руках.

– Молчи, баба! – оборвал ее сурового вида плюгавенький мужичишка. Не твоих куриных мозгов энто дело. Государыня зазря не позовет.

– Это верно! – тут же включился в разговор длинноносый прыщеватый парнишка в рясе послушника.

Ряса нисколько его не маскировала: невооруженным глазом было видно, что послушник на самом деле является наушником и доносчиком. Потому мужичонка даже не удостоил его взглядом, плюнул только… Однако парнишка не унимался:

– Наша государыня-матушка чересчур уж грозна, – взялся он за наглые провокации. Налоги и оброки дерет с народа безмерно, третьего дня сельцо Костоломово запалила за недоимки, а про горькую судьбу богатыря нашего, заступника Алеши Поповича, чай, все слыхали?! – Голос его сделался визгливым, а крысиные глазки так и забегали по лицам рядом стоящих, чтоб запомнить всех, кто отзовется на провокацию.

Но продолжить ему не дали. Та самая могучая баба, спустив на минутку с рук своего отпрыска, закатала рукава на мощных дланях и без долгих размышлений ухватила лжепослушника за мокрый, длинный нос:

– Ах ты, паскудник! Уж не тебя ли позавчера вечером у амбара бабки Воротынки видали?! Сметану ты под подрясником прятал!

– Н-н-н… – выворачивался несчастный провокатор.

– Еще раз на глаза мне попадесси, я тебе не только нос, но и кой-чего другое так прищемлю – всю жисть дискантом петь будешь!

Провокатор вымелся из толпы, едва баба отпустила его нос. Вслед парнишке понеслось нестройное улюлюканье. Однако тишина восстановилась быстро. Народ напряженно глазел на царское крыльцо. И народное ожидание было вознаграждено.

На крытое коврами крыльцо ступил величавой поступью смуглый человек в снежной белизны одеждах, чем-то напоминавших длинный хитон. По обе стороны смуглого шли обвешанные гирляндами из ромашек да купавок девицы и несли над мужчиной нечто наподобие балдахина. Присмотревшись, я поняла, что на балдахин пошла добытая нами на Интернет-базаре парниковая пленка. Тут Ванька толкнул меня локтем в бок:

– Ты энтого черномазого не узнаешь, случаем?

Ясность внесла Василиса Прекрасная:

– Охти, вот чудеса-то! Это ведь тот самый великий махатма, который на крылатом змие оземь брякнулся! И не узнать его нынче, такой гордый да величественный у него вид…

Махатма остановился и воздел руки. Полиэтилен над ним от легкого ветерка вздулся красивым куполом. По народной толпе прокатился вздох предвкушаемого зрелища.

– Чародей, видать, заморский, – объяснила все та же баба своему голопузому чаду и сунула ему в беззубый рот грязный кусок пряника.

– Кумарис, шивабрамы мудрашудры зшиваны за-шибаны корепаны ом нагребаны! Шри яайтанья Ом раджниш чандрагупта гауптвахта! Тантра-мантра кума-рис вшивам башкам врубарис!..

Едва смуглый махатма начал бросать в толпу эти странные, но весьма внушительно звучащие слова, народ притих и озадаченно воззрился на приезжего благочестивого мужичка. На площадь пала тишина, только где-то вдалеке взвизгнула девица: «Не лезь под юбку, охальник!» – да какой-то дядя Никита настойчивым тягучим басом выпрашивал у племяша Андрюшки гривенник на опохмелку.

– О мудхи! – вдохновенно и громогласно продолжал не долетевший до Гимнолайских гор мудрец, – Расшивану парвати ом давати кумарис брахмапутрати!

– Ниче не понятно, чего он там бухтит. Одна ботва! – авторитетно высказался плюгавый мужичок.

Я шепотом попросила Василису Прекрасную перевести.

Однако в тезкином переводе надобность отпала, поскольку на крылечко рядом с закутанным в простыни махатмой явилась собственной персоной узурпаторша Аленка. По-прежнему облаченная в просторную хламиду из небеленой холстины, с распущенными по плечам волосами, перевязанными грязноватой веревочкой, она игриво покручивала четками. Следовавшие за нею девицы (по-моему, в одних исподних сорочках) осыпали лжецарицу какими-то лепестками. Зрелище долженствовало быть внушительным и впечатляющим, но такового впечатления не произвело. Аленку народ приветствовал недовольным гудением. Примерно так гудит пчелиный улей, предупреждая пчеловода о том, что в него лучше не соваться. Но Аленка, как показали дальнейшие события, оказалась женщиной политически безграмотной и недальновидной.

– Народ мой! – выкрикнула Аленка. Жители Тридевятого царства и столицы его, града Кутежа! Отряхните пелену невежества с очей ваших и воззрите на великого просветленного махатму, спустившегося к нам из священного града присномудрых, Вашнапупом именуемого! Сей махатма милостиво снизошел до вас, недостойных, и взял на себя непосильную работу по очищению и просветлению ваших погрязших в распутстве, пороках и лености душ! Возрадуйтесь и почтите великого махатму!

В толпе произошло шевеление, но никто из стоявших на площади и не подумал приветствовать вашнапупского гостя. Мало того. В дальней группке приходских священников достаточно громко прозвучало конкретное мнение о том, что заезжих мудрецов нам и даром не надо, и с деньгами не возьмем. Жили по одной, святой праотеческой вере, и никакими вашнапупскими Махатмами просветляться не намерены. Кое-где пронзительно засвистели. Однако было понятно, что Аленка этого просто так не оставит.

– Великий махатма в долгой ученой беседе открыл мне, недостойной, что все вы, люди, находитесь в глубокой гуне невежества и низменных желаний! – заголосила Аленка. Время Кали-юги должно подойти к концу, и нам предстоит в нашем отдельно взятом государстве свершить торжество Высшего Учения!

– Оба-на! – высказался стоявший рядом со мной высокий парнишка хлипкого телосложения. Че она гонит? В какой такой мы гуне?! Сама она это слово!