Теймар расхохотался, чем привел Фиоре в ужас.

– О-о, я вас умоляю! Мое человеческое стремление продлить свои дни в этом мире, помноженное на жизнелюбие дьюса, дает в итоге такое желание жить, какое вам и не снилось. Возникает, однако, вопрос: а вы сами хоть немного дорожите существованием, которое и жизнью-то назвать нельзя? Вы дорожите тем кошмаром, который охватывает город каждую ночь?

Ответом ему было молчание. Неожиданный вопрос ошеломил толпу, но Фиоре видела по лицам людей, что они вот-вот разозлятся куда сильнее прежнего. Ей самой был совершенно непонятен смысл игры, затеянной грешником, – а в том, что это именно игра, не оставалось сомнений, поскольку Теймар был очень спокоен… по крайней мере, ей так казалось.

– Еще раз спрашиваю: вам нравится это жалкое подобие жизни?

– Да что вы его слушаете?! – завопил невысокий толстяк, чье румяное лицо с глазами-щелочками вдруг показалось Фиоре знакомым. Миг спустя она вспомнила, кто это: Фарли Дарг, один из представителей предместья Мастеровых в городском совете Эйлама. Он был торговцем, хотя в последнее время забросил дела и рьяно занялся поручениями совета. Ходили слухи, что Дарг вхож к властителю города…

– Нужно прикончить его! Он же пропащая душа, отступник! Не позволяйте смущать себя лживыми речами!!

– Я не лгу! – Грешник лишь самую малость повысил голос, но Дарг мгновенно умолк. – А вы, господин умник, скажите-ка, отчего люди так боятся моих собратьев по несчастью? Только не надо нести чушь про проданные души – моя при мне, чего не скажешь о ваших.

Фиоре уловила еле заметное металлическое эхо и поняла, что золотой дьюс все же не совсем лишен дара речи. Огонек надежды вспыхнул и погас: даже если их трое, а не двое, это ничего не изменит.

Толпа раздавит, не заметит…

– Твой дьюс опасен, – нехотя проговорил Фарли Дарг, ощутив пристальные взгляды своих союзников. – Одно лишь его присутствие способно вывести город из равновесия. Духи домов и улиц могут взбунтоваться, возжелав такой же свободы, какой обладаете вы двое. Мы не можем этого допустить!

– Великолепно! – воскликнул Теймар. – Так вот, жители Эйлама, знайте: если мой дьюс вырвется на волю, то именно это и случится – дух города выйдет из повиновения, разорвет печати… – Толпа ахнула, подалась назад. – Воцарится хаос! Дома начнут рушиться один за другим, дороги превратятся в непроходимые реки грязи, мосты рухнут в пропасть! Вы этого желаете? Что ж, тогда… – Грешник раскинул руки, показывая, что не станет сопротивляться. – Вперед!

Фиоре стояла чуть позади Теймара, и его левая, живая кисть оказалась как раз вровень с ее лицом.

Его пальцы дрожали.

– Действуйте, трусы! Город падет, но вам-то что? Кто-то спасется и отстроит его заново, а потом все начнется опять – чередование нави и яви, бесконечное и бессмысленное… Любая мечта сможет воплотиться. Любишь соседку? Что ж, люби – всю ночь ты сможешь предаваться страсти с ее точным подобием, и пускай кто угодно заглядывает в окно! Это всего лишь навь, а не реальная жизнь. Мечтаешь о богатстве? Мечтай, но не забудь о том, что однажды нескончаемый поток золотых монет поглотит тебя, превратившись из чудной грезы в истинный кошмар, и ты будешь умирать под гнетом собственной мечты, умирать ночь за ночью, воскресая по утрам… О какой еще фантазии мне следует рассказать? Ах да – совсем забыл о волках!

На лицах горожан отразились смущение и страх, многие со стыдом опускали головы. «Как же он сумел так точно подобрать слова? – подумала Фиоре, изумленно глядя на своего загадочного спутника. – Как будто прочитал мысли…»

– Не слушайте! – запоздало вмешался Фарли. – Он обманывает вас!!

– Я не произнес ни слова неправды, – хриплым голосом проговорил грешник. – Если вас всех устраивает нынешнее положение дел, то вам придется меня убить… потому что иначе я уничтожу навь.

Воцарилась тишина, но последним словам Теймара суждено было еще некоторое время звучать в мыслях каждого вольного или невольного участника этой сцены. Фиоре закрыла глаза. «Я уничтожу навь». Ах, если бы все до единого горожане по-настоящему возжелали именно этого, то Эйламу не понадобилась бы помощь золотоглазого грешника! Но нет, у каждого нашлась своя собственная мечта, которой он не захотел поступиться ради общего блага… и частенько эта мечта была темной, порочной, мерзкой.

«Ненавижу вас, – подумала она. – Ненавижу всех!»

Из толпы выбрался широкоплечий мужчина средних лет; каждое его движение таило в себе необыкновенную, почти нечеловеческую силу. Это был Марро, старшина цеха эйламских каменотесов, славившийся своей рассудительностью и любовью к справедливости. «Ты-то зачем пришел сюда? – хотела бы Фиоре спросить его. – Почему не попытался остановить их?..»

– Повтори, что ты сказал.

– У вас есть два пути, – послушно заговорил Теймар. – Вы можете убить меня сейчас, и тогда ничего не изменится в судьбе Эйлама, он будет тонуть в трясине невыполнимых желаний до тех пор, пока не погибнет. Но вы можете отпустить нас, и тогда я уничтожу навь.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

– Уходим! – крикнул Марро, взмахнув рукой. Примерно треть собравшихся его послушалась – люди побросали на землю все, что намеревались использовать для убийства грешника, их лица изменились, просветлели. – Не знаю, парень, получится ли то, что ты задумал. Но твоя уверенность вселяет в меня надежду.

Теймар молча поклонился, и в тот же миг одинокий булыжник пролетел в том месте, где должна была быть его голова. Каменотес ахнул, изумленно огляделся; люди, что еще не успели разойтись, всполошились.

– Это Фарли! – взволнованно проговорила Фиоре. – Больше некому!

Грешник повернулся к ней.

– Да какая разница? – сказал он, смешно сморщив нос. – Нам пора идти…

Пятнадцать лет назад, когда новая граница между морем и сушей пролегла прямо через Эйлам, часть города рухнула вниз и исчезла в бушующих волнах, а уцелевшие кварталы застыли на краю обрыва, за которым простирались владения воды и тумана. Здесь пролегала черта, которую мало кто отваживался пересечь.

– Туман, – пробормотала Фиоре и остановилась. – Ненавижу…

– Не в этот раз, – сказал Теймар. – Сегодня можешь не бояться.

– Не бояться? – переспросила она с улыбкой. – А вот скажи честно, ты испугался там, стоя перед разозленной толпой без оружия? Испугался ведь, я точно знаю.

Вздохнув, грешник наклонился и подобрал камень величиной с куриное яйцо.

– Брось его в меня.

– С ума сошел?

– Бросай!

Он отступил на несколько шагов, и Фиоре послушно исполнила просьбу-приказ – швырнула камень, целясь в голову. «Ты сам напросился! – возникла вдруг мысль, полная злости и раздражения. – Теперь увернись, если сумеешь!»

Грешник резко поднял руку, его ладонь ослепительно сверкнула.