к мечети. — Если вы любите того, о ком толкуете, примите подаяние во имя этого поистине благородного человека и помолитесь с нами, дабы Аллах просветил судей и защитил невинного от клеветников.

— Мы войдем в мечеть вместе с вами, — сказали еще три человека, подойдя к ним с трех разных сторон, — ибо пришли сюда за тем же.

У одного из них на руке сидел попугай, другой нес в корзине огромную рыбу, а третий, с тощим кошелем на поясе, вел за руку мальчика. Эти трое обратились к дервишам:

— Раз вы пришли, чтобы помолиться за Шебиба, то позвольте и нам присоединиться к вашим молитвам.

— Охотно, — согласились странники. — Вот только птицу и рыбу нельзя будет взять в мечеть{120}.

— Я послежу за ними, — пообещал мальчик.

Все вошли в молельный зал, и молитвы смешались с рыданиями и стенаниями. Закончив молиться, эти, казалось, случайно встретившиеся люди (то были рыбак, трактирщик и продавец прохладительных напитков, которые уже упоминались в рассказе о приключениях Джафара, так же как и трое дервишей и двое слепцов) заговорили о причинах, что заставили их спозаранку поспешить в мечеть, и о том, с какой целью они хотят пойти на площадь, где состоится суд над Шебибом.

Диван собрался под открытым небом. Абдальмалик заранее приказал глашатаям объявить во всеуслышание, что любой желающий может стать свидетелем важного события.

Друзья Шебиба вышли из мечети и увидели большое скопление народа. Вокруг мальчика, который сторожил попугая и рыбу, собралась целая толпа, ибо попугай без умолку кричал: «Шебиб невиновен».

Сама Тантура, царица джиннов, обратившись попугаем, заняла место той птицы, что жила в доме продавца прохладительных напитков, и с утра оглушала весь дом своими криками. Поэтому хозяин попугая решил предъявить необыкновенную птицу дивану.

Рыбак с раннего утра хотел забросить в реку сеть, но увидел у самой поверхности большую рыбину и закинул удочку, громко сказав: «Во имя Шебиба, которого преследует людское коварство». Рыба тут же выпрыгнула из воды и на лету заглотила крючок. Вот бедняк и прихватил ее с собой, рассудив, что она, хоть и немая, послужит защите Шебиба, ибо пожелала попасться, едва заслышав его имя.

Трактирщик же рассказал, что несколько дней назад у него ужинали четыре очень подозрительных человека. Наевшись и напившись, они поссорились из-за огромного кошеля с золотом, которое делили между собой. Один из них кричал, что ему причитается львиная доля, потому как он сделал больше всех. Затем спорщики стали бросаться посудой, и пришлось их разнять. Тут один из них пожаловался, что ничего не видит и не может идти, ибо ему выбили его единственный зрячий глаз. Другой его глаз с виду был вполне здоровым, но слепым.

— Я уговорил одного из них проводить беднягу домой, — продолжал трактирщик, — и все они вышли на улицу в таком разгоряченном состоянии, что забыли на столе кошель, в котором остались две золотые монеты. Я подумал, что в толпе, которая соберется на суд Шебиба, этот кошель, может быть, найдет своего хозяина, и потому повесил его себе на пояс.

— Что касается нас, — сказали три дервиша, — то мы — гости и друзья Шебиба. Помолившись за него, мы хотим пойти на площадь, чтобы посмотреть, до чего может дойти людская злоба в ненависти своей к этому образцу благородства и добродетели.

Маленький отряд дружно направился к месту суда. Всякий раз, когда толпа мешала его проходу, прекрасный попугай, сидевший на руке мальчика, кричал громко и отчетливо: «Дорогу! Дорогу!», и люди расступались, даже не задумываясь о том, сколь необыкновенному приказу они подчиняются.

Наконец добровольные защитники Шебиба добрались до площади, на которой предполагаемый преступник должен был предстать перед своими обвинителями, что уже ждали начала суда. Последние оказались совсем рядом с друзьями Шебиба, потому как их разделяла лишь невысокая загородка.

Вскоре скамьи, приготовленные для судей всех рангов, заполнились. Ждали только Абдальмалика, и вот он наконец занял свое место и приказал ввести обвиняемого.

Шебиб встал в центре, а подавшая жалобу вдова, одетая в черное и с покрывалом до самой земли, осталась снаружи, за загородкой.

Ей подали знак, и она уже приготовилась повторить свое обвинение против предполагаемого убийцы мужа, как вдруг попугай затрубил, словно трубач, да так похоже, что привлек всеобщее внимание и не дал вдове Хуссейна рта раскрыть.

Только все немного оправились от изумления, вызванного выходкой птицы, как затрубили настоящие трубы, им ответили другие инструменты военных музыкантов, и все они возвестили прибытие халифа, который уже сошел со своего верблюда и направился прямо к царю вместе со своими главными евнухами.

Абдальмалик спустился с трона и поспешил навстречу повелителю, который приближался к нему легким уверенным шагом.

— Царь Дамаска, — молвил Харун, — мой приезд не должен тебя удивлять. На меня возложена обязанность заботиться о счастье мусульман, во главе которых меня поставило Небо, и всем им я должен давать равное доказательство своей неусыпной бдительности. Я прибыл, дабы убедиться в том, что ты даруешь нашим подданным благоденствие, и воздать тебе по заслугам… Меня известили, что ты готовишься свершить акт правосудия и пригласил в свидетели народ, ибо из щепетильности своей желаешь отмести всякие подозрения в предвзятости судей… Я поддерживаю такую предусмотрительность, а также то, что ты приказал окружить место сего многолюдного собрания войсками, дабы поддержать порядок и обеспечить торжество закона… Поскольку в этот час ты исполняешь самую сложную задачу, налагаемую короной, я рад, что прибыл вовремя и смогу помочь тебе нести это бремя. Я присоединюсь к тебе, чтобы мы вдвоем возглавили этот суд.

Заявление халифа сразило Абдальмалика, он отвечал лишь обрывками нечленораздельных фраз. И вот халиф поднялся на трон, а трясущийся от страха царь Дамаска сел по его левую руку.

Харун увидел перед собой подательницу жалобы и, величественно и в то же время мягко обратившись к ней, велел женщине повторить свои показания.

Вдова Хуссейна не решилась даже глаз поднять на преемника Мухаммада. Она попыталась что-то выговорить, но ложь замерла на ее губах, а потом женщину охватила такая слабость, что она вовсе лишилась дара речи.

Тогда велено было главному писарю зачитать жалобу так, как она была записана, потом показать суду кинжал, которым был убит бедный плотник, а также кольцо, служившее доказательством намерения обвиняемого соблазнить честную женщину.

Перстень передали судьям, и большая их часть узнала кольцо Шебиба. Абдальмалик подтвердил, что сам подарил его обвиняемому три года назад.

Халиф