перекрестке, мы понимаем, что крутые подъемы пока закончились. Теперь тропа пролегает между склонами, почему-то сухими, без единого ручья или водопада. Широколиственный лес, из незнакомых мне деревьев, с тонкими и изогнутыми стволами, кажется одинаковым и безликим, особенно на фоне скалистых выступов, которые действительно похожи на ребра и позвонки. Вид за очередным поворотом мало отличается от пройденного пути, и навевает тоску. Время и пространство растворяются, создавая ощущение топтания на месте. Мы продолжаем придерживаться запада, и молча ожидаем хоть какого-то разнообразия. День сам собой завершается, но пейзаж неизменен.

Утро мрачно от грозовых туч на небе, а поросшие лесом горы, только добавляют темень. Сновидения были пустыми, лишенными подсказок, и просыпаться в ранней темноте совсем не хотелось. Радует только отсутствие навязчивого бреда от следящей системы. Пасмурная погода поддерживает наше вялое состояние, а темные облака грозят оросить влагой это сухое, однообразное место, но так и не решаются, продолжая то ли дразниться, то ли стращать. Остается надежда найти крупный ручей, и следовать вдоль него. Ведь с обратной стороны гор течет река, и все воды попадают в ее русло.

Почти полностью свернув лагерь, Ваня сообщает еще одну новость, вполне предсказуемую:

— У меня закончилась вода, и здесь ничего не растет. Если так пойдет и дальше, придется вскрыть последние рационы.

— Ага, или начать сухой пост, — язвлю ему в ответ. — Кстати, для меня это не вопрос, и тебе полезно будет.

— Да ну тебя. Глянь на меня, похудел дальше некуда, скоро сидеть не на чем будет, — он продолжает возиться с навесным мешком, полученным от Валентина. — Не должно таких бесплодных земель быть, хоть листья жри, или умирать ложись.

— Все бы тебе умереть. Выберемся, не волнуйся, — пытаюсь хоть как-то ободрить приятеля, борясь с трагическими нотками в голосе. — Надо сегодня перестать скромничать и жалеть себя, как вчера, а то плелись как сонные мухи, под пасмурное настроение. Надеюсь, желание вкусно поесть будет для тебя отличным стимулом к ускорению.

— Судя по голосу и кислой морде, у тебя настроение такое же, как… — Ваня ненадолго задумывается, тихо мыча. — Никакое, нет его совсем. Прогресса в пути тоже нет, не ощущаю. Наверно это все из-за дороги.

— Возможно. Меня она не воодушевляет. Хотя считается, что за всякое дело нужно с радостью браться. Натягивать фальшивую улыбку сейчас не могу, а настоящая куда-то подевалась. На самом деле замкнутый круг. Нет радости от пути — нет прогресса, нет прогресса — нет радости. Надо его разрывать.

— Если ты музыкант, — Ванёк начинает рассуждать вслух, — тогда должен играть любые мелодии, и лирические, и грустные. Есть в них тоже что-то кайфовое. Скажешь, нет?

— Ловко ты меня… А что, есть такое дело. Задумку понял, но здесь можно вдвоем постараться. Вот иди и наслаждайся этими сонными лесами, зачарованной дорогой и застывшей природой. Не волнуйся, отлынивать не буду, помогу, — договорив глубоко вдыхаю, стараясь очароваться мрачной красотой.

Вновь все повторялось. Тонкие стволы деревьев, сизая хмарь над головой, чахлый подлесок, белесая земля. Глаз останавливается только на извилистых, длинных корнях, оплетающих и дробящих светлые камни; многолетний бессмысленный труд, почти как наш переход. Ожидаемый постоянный спуск не находится, как и вода. Скорее всего, до выхода из горного массива еще очень далеко. Мне приходится гнать от себя мысль, будто мы движемся параллельно хребту, как убегающий от катящегося камня болван из какого-нибудь старого фильма, не думающий о возможности свернуть в сторону.

— Слышь, — обращается ко мне приятель. — Ты на следы смотришь? Их тут полно.

— Да, видел. И что с того? — нехотя отзываюсь, скорее из вежливости, а то мог бы только кивнуть.

— Они расходятся по всем тропам. Понимаешь, вообще по всем. То есть на твоих любимых перекрестках, если считать, что только один путь правильный, большая половина народа ошибается, и прется не туда.

— Ты прирожденный аналитик, — говорю усмехнувшись. — По-моему, так всегда и везде. Имею ввиду мир или жизнь так устроены. Все люди вроде бы идут, что-то делают, хотя бы притворяются, а сквозь тернии мало кто продирается. Так и кружат в лабиринтах.

— На тебя опять депресняк напал. Мне вот полегчало. Иду, и сам не знаю, чему радуюсь. Наверно, потому что не в гору, да еще на воле, — Ваня дурашливо хихикнул. — Не так уж тут скверно.

— Мне разные люди вспоминаются. Хотя нет… А, ладно, — вовремя понимаю, что не стоит упоминать о внешнем мире, но нехорошо мысль обрывать, и решаю опереться на примеры из парка. — Наверно помнишь первые два лагеря, где народ учится. Так вот. Скольких неудачников мы уже встретили, а ведь все они готовились, надеялись. И куда не пойди, что ни делай, везде препятствия.

— К чему ты это клонишь?

— Просто нельзя однозначно говорить о правильных и неправильных путях. Слишком уж много дополнительных условий влияет, будь то погода, попутчики, время, события, да все что угодно, — почувствовав, что повысил голос, умолкаю, дабы остыть. — В общем надо идти куда идется. Не пользоваться умом, а отдаться течению, только в редких случаях легко маневрировать. Если заранее принять любой результат, обидно не будет, и не устанем от тяжких дум. Хотя ты для себя этот вопрос уже решил.

— Хорош болтать, теперь моя очередь тебя подгонять, — говорит Ваня, и впервые ускоряется раньше меня, наверно поняв нечто новое из моей спонтанной речи.

Постепенно в пейзаже возникает разнообразие. Мы точно не ходили кругами. Стволы деревьев теперь украшает плющ, свешиваясь пышными гроздьями над тропой. Тропа напоминает американские горки, так часты ее повороты, перепады высоты, и есть самые настоящие виражи, видимо подчиненные причудливому рельефу. Наш путь сворачивает в странную глушь, будто истерзанную ураганом и сильными дождями. От постоянных прыжков с валунов, вымытых из дороги, преодоления лежачих стволов и игру в равновесие на краю глубоких оврагов, скука развеивается, словно ее и не было. Внутри загорается давно дремавший азарт, а в мыслях вертится старая пословица: «Чем дальше в лес, тем больше дров», и ее шуточный вариант: «Чем дальше влез, тем ближе вылез». Ум зацепляется за логическую цепочку и начинает выдавать странные идеи, которыми хочется поделиться с Ваней.

— Слушай, приятель, если эти тропы запутаны умышленно, то в них заложен некий смысл, как в полосу препятствий или в игру, чем дальше, тем сложнее. Просто иного объяснения у меня нет, — Ваня заинтересовано глядит на меня. — Наверно мы ошибаемся, всякий раз выбирая легкий путь, вниз или по прямой. Может быть, надо выбирать сложные тропы, с подъемами или виляющие в сторону. Хотя бы попробуем.

Ваня молчит. Наверно считает меня сумасшедшим, верящим в