Ребенок виновато понурил голову и отставил плошку, собираясь уходить.

– Да ладно, парень, – примирительно махнул рукой Бигдиш, – с нами он в безопасности.

Седовласый юноша-эльф только дернул плечом, а потом коротко кивнул, молчаливым жестом приказывая младшему брату возвращаться в селение.

– Мне велели передать вам это. – Он отдал суму стоявшему Ламберту, видимо, желая разговаривать только с капитаном. В суме лежали сладко пахнущие караваи свежего хлеба.

– Передай мою благодарность Валантэ, – кивнул Ламберт, чуть склонив голову.

– Присоединяйся, парень, – не унимался Бигдиш.

Арамил смерил лучника холодным взглядом. Лосиан мялся в темноте, не желая уходить.

– Ты же хочешь самым первым встретить орков? – хитро прищурился Рорин, уже наваливая в плошку порцию похлебки для нового гостя.

Эльф заколебался, но все-таки принял угощение. Его брат вприпрыжку бросился обратно к костру и плюхнулся рядом с Бигдишем.

– Они обычно приходят глубокой ночью, – тихо произнес Арамил, разглядывая малосъедобную массу в плошке.

– Мы выставили дозорных. – Ламберт продолжал обращаться к юноше с уважением, какого обычно удостаиваются лишь взрослые воины. – Фив стоит у ручья, Ольвэ ты видел.

– Хей… – Арамил запнулся, прикидывая, не выдаст ли лишнего, – Хейан и остальные тоже рядом.

– Мы знаем.

Воцарилось неловкое молчание, и когда оно стало неимоверно тягостным, Лосиан запел. Его детский голосок, чистый и звонкий, звучал прекраснее любой волшебной флейты. Строки старинной эльфийской баллады переплетались между собой, словно нити в руках искусной кружевницы. Он пел, и плясавшие языки костра, казалось, движутся в такт с его песней.

Сначала в пламени появились возлюбленные Галлеан и супруга его Солониэль, подарившие Невендаару леса и реки, родившие гордых детей – хранителей лесов. Вот показался бородатый Вотан с молотом и покрыл земли грядами горных хребтов. Мелькнул образ прекрасного ангела Бетрезена, заселившего Невендаар людьми.

Тут голос мальчика изменился, стал ниже, и картины сотворения мира сменились, совсем другими образами.

Потекла по землям Невендаара кровь, захлебнулись в слезах жители его, полезли из земных трещин Проклятые Демоны. Заполыхал прекрасный эльфийский лес, разгневались Галлеан и Солониэль.

Вместе со строками песни пламя взвилось вверх, прыснув в разные стороны снопом искр.

Запел юный эльф про вырванное Вотаном сердце Галлеана, про Солониэль, взвившуюся к обжигающему солнцу, чтобы спасти любимого. Про ее отчаяние, когда не смогла она возродить мужа своего. А потом и про горе вернувшегося в мир Галлеана.

– Где ты, Солониэль?

Кем стала ты, и почему теперь твое имя – Мортис?

Не узнаю я тебя, возлюбленная моя… —

затянул Лосиан, закрывая глаза.

По детским щекам катились слезы, ведь песня исходила из самого сердца. Воины притихли, глядя на ребенка, вместе с ними затаились деревья и ветер. В неземной тишине звучала грустная баллада о любви всесильных Богов.

И ровно в этот момент донеслось шелестение шагов, заставившее екнуть сердца, и волосы дыбом встали у воинов на голове. Те, кто стремительно перемещался в темноте, потревожили лес. Они неслись меж деревьев, и из клыкастых пастей вырвалось тяжелое смрадное дыхание. Хрустели сломанные ветви, рыдали примятые пожухлые травы…

Песня оборвалась, и Лосиан широко распахнул испуганные голубые глаза. А воины уже обнажали оружие, рассредоточиваясь. Темноту вспорола мелькнувшая горящая стрела, воткнувшаяся в землю, и гладкое древко вспыхнуло фитильком, а вокруг покрылась язычками пламени сухая трава.

– Запомни, на чем закончил, – Бигдиш, быстро заряжая арбалет, в боевом азарте ухмыльнулся запаниковавшему ребенку, – допоешь!

Улыбка лучника походила на оскал зверя.

– Лосиан, в укрытие! – приказал Арамил, накладывая стрелу на тетиву лука. И мальчик бросился со всех ног к кустам, чтобы под их защитой добраться до деревни.

Нападавшие походили бы на эльфов своими длинными ушами, если бы не торчавшие из пасти клыки и неживые глаза. Воины ждали нападения, и свирепости врагам, казалось, не занимать. Орки, не ожидавшие увеличения числа защитников эльфийского селения, только в первый момент смешались. Но лишние противники лишь усилили их злость.

Сколько их было? Казалось, что в темноте, расчерченной всполохами горящих стрел, их наступало не меньше сотни, хотя в действительности на деревню налетело не более двух десятков разбойников.

В чернильной мгле Лукай вертелся на месте, вокруг – движение тел. Каждый удар меча обязательно отбивали, и от встретившихся с чудовищной силой клинков сыпались искры. Отвратительные лица орков с горбатыми носами, выдвинутой челюстью с торчавшими звериными клыками выступали из мглы. Страха не было, во время боя он забывался, оставались лишь яростные атаки и выпады. Меч вспарывал воздух, свистел, кромсал. Пространство наполнилось стонами и воплями, топотом тяжелых сапог. Клинок вошел в твердое тело, словно в мягкое нагретое масло, и вышел с отвратительным хлюпаньем. Под ноги упал поверженный враг, и шипастый посох, украшенный человеческим черепами, покатился к ручью. С бульканьем он свалился на самое дно, и странная зеленая вспышка осветила неспокойную черную воду.

Сзади что-то толкнуло мечника. Вслед за ударом он почувствовал, как лопатки обожгло. Боль не сразу вспыхнула, сначала был несдерживаемый гнев. Он развернулся на пятках, чтобы обрушить окровавленный меч на очередного врага. Острая кромка располосовала череп, разбрызгивая кровь, заливавшую землю, окропившую одежды. Утробный вой умирающего оглушил, но не настолько, чтобы не услышать промелькнувшую рядом с ухом стрелу. Чудом Лукай успел отклониться, а за спиной замертво рухнул выпрыгнувший из ручья орк с торчавшим в глазу древком стрелы.

– Извини, брат! – донесся вопль Бигдиша. – Не рассчитал!

Лукай не успел ответить – только ускользнуть от удара. Ноги в еще влажных сапогах неожиданным образом переплелись, и он рухнул на спину, выронив меч. Над ним нависала страшная оскаленная рожа, пахнуло смрадным дыханием. Неожиданно замахнувшийся зеленокожий дикарь выпучил налитые кровью глаза, из горла торчала прошедшая насквозь стрела. Из ослабевших пальцев выпал клинок, и орк завалился на Лукая.

– Это опять я! – зло веселился лучший друг.

Мечник поспешно брезгливо оттолкнул тело орка и стал шарить в темноте, пытаясь найти оружие. Со странным звяканьем меч скользнул к нему, словно кто-то специально толкнул его ногой к хозяину. Тут Лукай разглядел мощную фигуру Фива, сжимавшего оружие. Неожиданно сквайр закружился на месте, вытянув руки и превращаясь в смертоносный волчок, и мечник уже и голову-то боялся поднять. Рядом с ним на землю валились поверженные тела дикарей в нелепых кожаных юбках, будто все воины зеленокожих дикарей были бабами. Хотя кто их знает, если они и серьги пиратские в ушах носят?