вызваны не литературными опытами студентов и не ироничным отношением к окружающей их социалистической действительности, а статьей Г. Федосеева «Поэзия настоящего». Крамольный текст был опубликован в разделе «Критика и публицистика» наряду с очерком об образе Василия Теркина и репортажами о новых постановках Свердловских театров. Объем его был внушительным – он занял более трети всего листажа журнала (36 страниц из 90).

В «Поэзии настоящего» Г. Федосеев с жаром молодого максималиста, который, возможно, и не был близко знаком с произведениями многих серьезных писателей, критикует современную литературу и советских авторов за то, что их «влечет в искусство отнюдь не возвышенное стремление, а обычные зеленые бумажки», что они «выбрасывают на рынок идиотски приспособленную к духу времени писанину, бравые марши и раскрашенные холсты с растянутыми во все лицо улыбками», что «у любого современного кутилы можно выудить гораздо больше интересных сведений о человеческих взаимоотношениях, чем у всех наших поэтов». Федосеев негодует против «традиционных счастливых концов» и говорит о «мощном общественном эстетическом движении», представители которого «ищут спасения от фальши и серости в искусстве, в живых, непосредственных человеческих переживаниях». Он замахивается на «святое», на идеологию: «Омертвленные копии идей социализма выдаются за “потребности общества” в настоящую минуту, за “новую идеологию социализма”, за дух эпохи. <…> Идеологические фанфары стали все сильнее надоедать обществу, пошлость канонов и узость существующих рамок стали настолько очевидными, что общество не могло не почувствовать, как сдавливают его эти деревянные колодки, и поняло, что их надо сбросить…» «Где у нас художественные произведения, которые ужасали бы человека, открывая ему глубину нелепостей использования его собственных жизненных сил и жизненного времени, открывали бы ему неограниченные богатства и возможности, заложенные в природе людей, лишь жалкая частица которых расходуется ими, открывали бы ему горизонты еще незнакомого мира и зажигали бы его жаждой настоящего, радостного труда, жаждой завоевания этого мира? Таких произведений нет», – делает вывод Федосеев. И в заключение, упрекая «маститых писателей» в «сибаритстве», «мещанстве» и «легкой жизни», призывает: «Нужно вышвырнуть на свалку старую классическую палитру и лиру. Нужно создать новые формы нового искусства»[242].

Другой самиздатский журнал, «В поисках», также хранящийся в материалах уголовно-следственного дела «группы Федосеева» в качестве вещественного доказательства, вышел 2 ноября 1956 г. и также вызвал широкое обсуждение на филологическом факультете. Направленность его была несколько иной, нежели у литературных «Всходов». «В поисках» отличался общественно-публицистическим акцентом. Студенты считали, что на его машинописных страницах они смогут свободно обсуждать университетскую жизнь.

В передовой статье, написанной В. Коневым[243] и Ю. Хлусовым, критиковалась система преподавания в университете, отмечалось отсутствие обсуждений и дискуссий, формальная подача материала, выдвигалась идея самообразования и предложение высказывать собственное мнение на страницах «Поисков». Именно в этой передовице и прозвучали так возмутившие партийное руководство слова о разрушении гуманитарной науки за последние 20 лет и о необходимости все подвергать сомнению[244].

Программа журнала (в изложении Хлусова) выглядела так: 1) вовлечь преподавателей в полемику на страницах «Поисков»;

2) организовать свободные дискуссии на литературные, философские, моральные темы (избегая политических); 3) критиковать в журнальных публикациях преподавателей за плохие лекции[245].

Молодежи в большей степени свойственно ярко видеть и остро переживать расхождения между словом и делом. Поэтому журнальные строки «В поисках» полны стремления изменить существующее положение вещей, благо в молодости ничто не кажется невозможным: «…мы отвыкли верить в “красивые слова” и не верим в них по справедливости, т. к. слишком часто в нашей жизни самые благородные лозунги блистательно расходятся с тем, что есть в жизни, …мы не сможем оправдать доверие тех согнутых жизнью матерей, …которые приведут к нам своих детей». Выход студенты-филологи видят в самообразовании, повышении качества лекций, обмене мыслями, для чего и нужен студенческий «научно-общественный журнал, построенный на основе свободной дискуссии». Как защиту от пустых лозунгов студенты выдвинули принцип: «…ничего не брать на веру, …во всем сомневаться, проверять все самим, …и только в том случае, если положение выдержало нашу критику, …проводить в жизнь»[246].

Во втором номере «В поисках» планировалось опубликовать отзыв на роман В. Дудинцева «Не хлебом единым» и мнения о событиях в Венгрии, но выпуску не суждено было увидеть свет. Издательская судьба «В поисках» также была ограничена первым и единственным номером (как и у «Всходов»).

7 ноября 1956 г. в многотиражной вузовской газете «Уральский университет» вышла колонка «Горячий диспут», где говорилось об увлеченном и заинтересованном обсуждении первого номера журнала «В поисках», в котором приняли участие не только студенты и преподаватели, но и сотрудники областной молодежной газеты «На смену!». «Разговор был широкий – о стихах и целине, о преподавании в вузах и об идеалах человека. И, главное – договорились о новых встречах, может быть, еще более содержательных и оживленных»[247]. А 18 ноября редколлегию журнала вызвали в партбюро Уральского университета и указали на несостоятельность и недопустимость тезиса – «подвергай все сомнению».

В истории с изданием журнала «В поисках» пострадал старший преподаватель кафедры русской литературы, фронтовик Александр Куканов, единственный из членов партийного бюро университета, вступившийся за самиздатчиков, высказав мнение, что «определение журнала как антисоветского неверно». Кроме того, он высказывался за более «трезвое разъяснение студентам решений ХХ съезда» и, говоря о причинах культа личности, обращал внимание на то, что «дело не в одном Сталине». Смысл последнего утверждения был истолкован в документах университетской партийной организации так, будто Куканов считает, что «культ Сталина фактически явился продуктом нашей эпохи». В итоге преподаватель был освобожден от преподавания в университете с формулировкой: «за антипартийное поведение» и «ошибочные в политическом отношении выступления»[248].

Журналы «Всходы» и «В поисках» под зорким оком партаппаратчиков УрГУ не имели никаких шансов превратиться в регулярное самодеятельное издание. Творческая и общественная активность студенчества напугала партийный актив. На заседаниях Свердловского обкома КПСС, университетского партбюро и на факультетских партийных собраниях вуза журналы заклеймили как «политически вредные». Бороться с чрезмерной активностью молодежи было решено путем увеличения среди студентов «рабочей прослойки» и «введения закрытого приема студентов на отделение журналистики университета по направлениям партийных и комсомольских органов»[249].

Студенческие рукописные и машинописные журналы – типичное явление для советских вузов 1950-х гг. Можно сказать, что они стали предтечей политического самиздата, который был связан с диссидентским движением 1960-х – 1980-х гг. Творческий и духовный подъем советской молодежи, которую всколыхнуло разоблачение культа личности Сталина, выражался в поисках новых литературных форм, созидательного сотрудничества, желании разобраться в событиях недавней истории, причинах повсеместных противоречий между словом и делом.

4.3. Стенная газета БОКС

«Никакая партия не