2001-м была заплеванная и замученная. В пяти минутах от Кремля облупившиеся старинные особняки зияли разбитыми окнами. Разрушенные дворы вспучивались трубами наружу. И подъезды – распахнутые, криминальные.

Я тогда зашла в помещение, повела носом и пулей вылетела, сказав твердое «нет». Потом мы с тобой, кажется, поехали на Арбат и в дом на набережной, посмотрели две милые квартирки, а ночью… Ночью нам, двум неуемным придуркам, приснился один и тот же сон, как мы отделываем жилье на Покровке. И он, Никитич! Манит меня! Манит! Мистика – да, полнейшая! – Динка хохотала и, скача между трещин на плитках тротуара, показывала в лицах, как ее манит во сне домовой. – А потом – ремонт и реставрация и квартиры, и подъезда, знакомство с жильцами остальных немногочисленных квартир. И вот, на новоселье чудесные соседки, Наташа и Вера, пришли к нам с подарками, старинным коллажем из газет середины XIX века, обнаруженных в стенах дома, и рассказом про нашего Домового. Девчонки та-а-ак старались. Нам были поведаны все кровавые истории, произошедшие вокруг этого дома, и одно убийство в начале девяностых в нашем подъезде.

Домовой Никитич был подан как крайне мрачная личность с неуживчивым характером, смутно была описана его внешность. В общем, это была ночь страшных историй и предупреждений. Мы тогда с тобой отмахнулись, резонно полагая, что в нашей деловой практике встречаются персонажи и похуже, и начали жить. А оказалось, с ним та-а-ак классно! Понимаешь, я никогда не бываю дома одна. Я всегда прихожу в обжитую, наполненную уютом атмосферу. Никитич нас принял. Я не знаю почему, но принял. Может, потому, что мы искренне влюбились в это покровское чудо. Нет, ну, характер у него говно, без сомнения, и он проявляет его в полный рост к гостям, которые ему не приглянулись. Помнишь, твоя мама бегала в церковь и кропила все святой водой, за что ей всегда прилетало от Никитича? Что-то неожиданно ломалось, рвалось, обваливалось в ее комнате. А успокоилось все, только когда она поставила блюдце с молоком и конфетой в уголок. Но ты же вот сожрал последние шоколадные конфетки, которые я Петру Никитичу выложила! Смотри, он обидится и опять все твои носочки перепутает и потеряет…

Так они под истории про Никитича почти дошли уже до дома, но тут Дина вдруг совершенно серьезно и трезво подняла на Андрея свои большие серые глаза:

– Ох, Андрюшка! А как же мы с тобой из всей этой истории выходить-то будем? Ведь грохнут нас или те, или эти. Зачем им свидетели-то?

Андрей остановился. Двадцать лет вместе, а он так и не привык к этим ее переходам. Жизнь с Диной задавала головокружительную амплитуду всего. Русские горки отдыхали.

– А мы, малыш, будем с тобой неприкасаемыми. Исключительно благодаря господину Ипполиту Первому. Но это я тебе потом расскажу, когда у нас с тобой смартфонов в кармане не будет.

Динку царапнула эта фраза про смартфоны, и она вспомнила, что несколько месяцев назад она ее уже слышала: «…Расскажу, когда у нас с тобой смартфонов в кармане не будет…»

Глава 2. Пуговка

Знают прекрасно устройство мозга только двое – Бог и Бехтерев…

Немецкий профессор, анатом Фридрих Копш

Когда они пришли домой, Динка задумчиво сказала:

– А ведь сегодняшним успехом проекта мы обязаны одной очень маленькой девочке. Если бы не прорыв в области Искусственного Эмоционального Интеллекта, который мы сделали, помогая малышке, мы бы сегодня ничем не отличались от американцев в Open AI, ничем. Да здравствует Пуговка!

А несколько месяцев назад еще цвело лето и весь проект Cognitive «Ипполит 1.0» делался командой весело и свободно, не для истории, для себя и для маленькой девочки Пуговки.

Вадим Александрович после того внезапного приезда не появлялся несколько недель. В этой истории прикомандированная к Cognitive от него Элла формулировала положение дел у девочки и формировала первичное техническое задание. А история была вполне банальная и типичная для новой аристократии, цветущей на папиных деньгах и регалиях.

Красивая пара! Ах, какая красивая пара!

Это был вполне привычный рефрен, сопровождающий появление пары, Владислава и Марины Сабуровых, на светских, официальных и прочих всяких мероприятиях. Он работает «за стенкой» (зубчатой) и, так сказать, перспективный резерв. Она тянет представительство всего семейного бизнеса и налоговое бремя, с этим связанное. И дочь уважаемого отца. Ему чуть за сорок. Ей двадцать семь.

Наконец они решились на наследника. Все откладывали, откладывали первенца, дела, путешествия, все такое, но вот решились. Казалось бы, плевое дело: есть великий Шпиллер со своим элитным роддомом, есть ЭКО, много чего есть в наш просвещенный век, чтобы достойно и без особых напрягов человеку с деньгами продолжить свой род.

Марина Сабурова беременность носила легко и весело. Фотографировалась в модных медиа с животом, врач не запрещал и бокальчик розового. Поэтому, когда на семимесячном сроке вдруг отошли воды, паники не было. Шпиллер же, все дела. А потом… потом начался один сплошной кошмар. Неправильно выставленная подача кислорода в кювезе, где лежала крошечная новорожденная девочка. Извиняющиеся лица врачей. Суетливые объяснения директора клиники. Невнятные прогнозы. И маленький, как пуговка, беспомощный человечек в колыбельке. Так и назвали – Пуговка. Нет, конечно, ее звали уже Марьяна Владиславовна, но все-таки это была Пуговка, и всё. Очень хорошенькая, с огромными глазищами и пушистыми кудряшками, она лежала в кроватке как чудесная куколка. Лежала, лежала, лежала… двигаться не могла. Действовала одна ручка и несколько пальчиков на другой. ДЦП.

Горе в семье переживали по-разному.

Марина бросилась с ребенком по врачам. Владислав ушел с головой в работу. Но тут неожиданно подключился всегда занятый и эфемерный для домашних дел дед Вадим, у которого что-то тронулось внутри, когда он увидел Пуговку в первый раз, и обратно становиться уже не хотело.

Дальше все шло по стандартной траектории. Сначала обычные врачи – не помогли. Потом отечественные звезды профессии, дорого – не помогли. Потом зарубежные звезды профессии, очень дорого – не помогли. И дальше уже понеслось без разбора: карусель знахарей, иглоукалывателей, экстрасенсов и т. п. К трем годам малышка могла кое-как сидеть, немножко улучшилась подвижность ручек, но с ножками была беда.

Вадим пригласил к девочке двух нянь: Настю, медсестру из Донецка, и еще кого-то, без имени, потому что Настя была с Пуговкой всегда, а этот кто-то постоянно менялся. У Насти под бомбежкой погиб 15-летний сын, и она перенесла на искалеченную Пуговку все свое женское покореженное войной