Печальный старик. И – раздражающий… чем-то в прошлом.

– Тогда дай руку!

Как клиенту – дал! Расту по общественной лестнице! И чувствую, по тоскливому его взгляду, – скоро перерасту его.

– Так есть 2ФПР11? – спросил я молодцевато.

– Такой хлам – только у нас! – ответил он гордо.

– Понимаете, надежный был пылесос. И вдруг! Пьяные гости, и шнур – фьють! Для какой-нибудь глупой шутки. Не сознался никто! А пылесос не работает! И модели такой больше нет!

– Так для этого и мы!

У каждой профессии своя гордость.

– Ну так – в темпе, пошли!

– Сможешь? – удивился он.

Не ожидал такой бодрости от лежащего горизонтально!

– Ха! Не отставай! Тяжело с веригами-то? – поинтересовался я.

– За грехи наши тяжкие! – вздохнул он.

Показалась вода, изогнутая. За ней гора, уже темная! И только крест еще сиял наверху.

«Зря Бога гневил, – вдруг почувствовал я прилив сил. – Какой-то интересной дорогой он меня ведет». Это вот Яуза, родные Игорьковы места. Сердце забилось. До этого, видимо, стояло.

– Родные места! – вырвалось у меня.

– Вы родились здесь? – Проводник почему-то все время поглядывал на меня.

– Ну, почти.

У какого-то ветхого заводика темнели ларьки. Один на колесах, длинный. Подошли к нему. И свет из него озарил нас! В открытом окошке темнела девичья голова.

– Вот, клиента привел! – произнес сэндвич.

Свет из окошка падал на нас. Но мой вид, кажется, не вдохновил девицу, хотя она и не поднимала глаз от телефончика. Впрочем, если бы подняла – могла бы испугаться. Кровь на лбу вроде засохла. Но – красиво ли?

– «Агитационный»! – я прочитал надпись. – Роди-имый! – обнял угол. И тут же вспомнил и своего проводника: – Ста-с!

Заячья губа! Но мое изумление было не сравнимо с изумлением его – и даже, я бы сказал, с ужасом!

– Игорь Иваныч! – пробормотал он. – Вы как тут? Вы что? – Он показал на израненный лоб.

Потрясен был и я. Приняли за Игоря Иваныча! Лестно, конечно, он считался красавцем! Но… с исчезновением его кудрей, еще при жизни, сходство наше, возможно, росло? Да-а. Неважно, значит, я выгляжу, если принимают меня за «выходца оттуда»! Но не будем туманить мозг его. Оттуда так оттуда! Кого еще, кроме Игоря Иваныча, могло так потрясти слово «агитационный», и кто еще мог назвать этого старика Стасом?

– Я… оступился! – пояснил я.

– Да я знаю, что вы оступились… Игорь Иваныч! – бормотал он. – А потом… умерли! Извините… не был на ваших похоронах.

– Зато я был! – я рявкнул.

– Конечно, конечно! – согласился он.

А я был! И помню, что говорил. «Зачем же ты бросил нас? Ты дарил нам счастье. С тобой было весело, жизнь играла! Уже не будет такого никогда!»

– А зачем ты автобус украл?! – спросил я.

Он затрясся! Но в меньшей степени, чем я ожидал.

– Ведь это же вы велели!

Страх, похоже, из-за «моего появления» – а не кражи автобуса.

– Что я велел?

Провалы памяти для таких субъектов, как я (в смысле – Игорек), простительны!

– Так долги государству… За воду там! Вы же воду провели. Провода! – Он указал на провисшие провода, тянущиеся к автобусу. – Сжечь вас хотели, вместе с… этим! – Кивнул на «объект». – Ну, вы и решили… незаметно слинять! Я для вас… угнал!

– А почему… нет роста в карьере? – строго спросил я.

– Да вот эта! Директор! Внучка Ирмы. Ни души, ни сердца! – пожаловался он.

– А не перечисляете почему… бабки?

– Так спросите у нее! Я был директором – перечислял. На курорты ездили… Вы! – с завистью произнес.

«Я тоже завидовал!» – этого я не произнес.

Да-а. Не в лучшую пору я возник… для мелкого и среднего бизнеса! Но – пусть боится! Не каждый день покойники за долгом приходят.

– Да бесполезно ей говорить. Души нет! – Он махнул на «статую» в окне. – Разве ж она поверит… что это вы пришли?! Ну, Игорь Иваныч! Отмочили вы!

– Ты о чем?

– Ну… когда с рынка отвалили! Абреки горевали! С керосином искали вас! И эти, – он щелкнул по рукаву, – мытари с нашивками… сбились с ног!

Довольный, он качал головой.

– А мы с вами – сюда! – он лихо подмигнул.

И я вдруг обрадовался за Игоря Иваныча. Да… Игорь Иваныч мог учудить! Помню… давным-давно мы плыли на пароходе в Хвалынск, и Игорек, веселый и быстроглазый, достал колоду – и всех обыграл. И обступил нас народ. Преимущественно – цыгане. Ножи за голенищем. «Отыгрываться давай!» Игорек испугался. Уши прижал. Голову в плечи втянул (шея и так короткая). Стал испуганно метать на четверых… Одной карты не хватило. Все перетрясли! Цыгане нас даже обшлепали – мы руки вверх подняли. Сдаемся! Но карты нет. Колода не полная! Кончилась игра! «Ну дай вам бог удачи!» – старший цыган сказал. Игорьку подмигнул – приняв, видно, за своего! Простились со всеми за руку, когда сходили в Хвалынске. Цыгане смеялись, цокали. Мы им махали, пока пароход не отплыл. Потом я сказал:

– Ну, слава Богу, что карта потерялась! Чудом спаслись!

Он посмотрел на меня, потом пригнулся (шнурок завязать?) и вдруг вытащил из носка… уголок карты. И тут же засунул. Потом вытаращился наивно: а что такое?

Да-а. Мог он свой автобус украсть. Веселые новости… с того света!

И пошли мы с ним в наш Хвалынск… навстречу всему тому, что я сейчас вспомнил.

Ну ладно. Пора и отдохнуть.

– Шнур давай!

Стас со вздохом показал на окошко. Я подал туда бумажку с названием. И эта зануда, оторвавшись от экранчика на секунду, посмотрела на название и выложила шнур – свернутый, перехваченный резинкой.

– Сорок рублей!

Вот она, цена счастья! Голос невыразительный. Нас с нашими историями нет для нее!

– Ну! – Я хотел от чистого сердца Стаса даже обнять, но он испуганно отшатнулся…

А, да! Я же «оттуда» пришел. Все время забываю. И тут как раз подкатил тускло освещенный троллейбус, и Марфа-посадница сквозь окошко поманила меня. Ну, чего? Три остановки проеду! Не баран начхал! Махал Стасу через стекло – но тот застыл в ужасе: уже и на троллейбусах разъезжают они!

– Спрячь копейки твои! – рявкнула Марфа.

Знаю! Спрятал… Уснул?

– Проснись! – треплет кондукторша за плечо. – Восемь остановок уже проехал. Не проспи!

Как – восемь? Я ехал… и не было ничего?.. Но шнур-то вот, в кулачке! Верещит телефон – и голос сестры моей Оли:

– Валерка, ты где? Ты приехал?

– Да.

– И где же ты?

– Пробиваюсь с боями!

– Ты напился, что ли? – хохочет она.

– Да!

Это, пожалуй, самый гуманный вариант – для моего облика.

– Давай скорей! Мы тут у Наташеньки все тебя