Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сел на свободное место, не заметив, что на нём кто-то был. Гомон от взъерошенной курицы наполнил вагон. Тут же в унисон с ней где-то начали кудахтать другие, потом добавился лай собак, которых в вагоне оказалось тоже достаточно.
«Вероятно, я перебудил здесь всех», — подумал я.
Но нет, похоже, это было обычное дело. Курица упорхнула куда-то в сторону и наверх. Постепенно гам прекратился.
Какое-то время ловил на себе заинтересованные взгляды неспящих попутчиков.
Мы молча смотрели друг на друга, не проронив ни слова.
На станции поезд стоял не больше десяти минут, небольшой толчок, свидетельствующий о том, что прицепили свежий локомотив, и через пару минут мы уже начали набирать скорость.
Недалеко от меня сидели двое парней лет по семнадцать. Скромно одеты в какую-то неказистую, всю в многочисленных заплатках одежду. «Холопы или крестьяне, едущие из одного имения помещика в другое», — подумал я, осмотрев их.
Удивительно, что они не в вагонах четвёртого класса, хотя может попросту там уже не было мест. Вот помещик и скупил все дешёвые билеты, что были в наличии. Отсюда и мелкая живность, которую крестьяне забрали с собой.
Как только поезд двинулся, парни тихо продолжили свой разговор, по всей видимости, прерванный моим появлением.
— Семён, всё же объясни, зачем тебе это? — допытывался один у другого.
— Не могу я так больше, каждый год одно и то же. Труд у нас адский, ты согласен?
— Ну так понятное дело, столько времени в поле, да и других работ навалом.
— Вот, а мы же не холопы, мы крестьяне. Кузнец говорил, что время ещё застал, когда в Юрьев день можно было хозяина поменять, а сейчас что?
— Прикрыли, — еле звучно ответил первый, — потому что в колонии крестьяне массово бежать стали на этот день. Говорят, подговорили помещики императора Павла, тот и отменил Юрьев день.
— Издавна было принято в этот день расчёт держать перед нами за весь прошедший год. Слава четырём стихиям, к этому дню уже урожай собран, да снег лежит, закрыв озимые. Помещики должны оплачивать весь наш труд. Так что, платят?
— Объегоривают нашего брата.
— Вот именно, платят всегда меньше, чем полагается.
— Всё, решено: сбегу в колонии и начну там новую жизнь.
— Кем ты её начнешь-то?
— Охотником, — горделиво выпрямил спину Семён.
— Ох, не смеши, — начал посмеиваться первый, — да ты кроме вил и лопаты ничего не держал опаснее.
— Топор держал, — насупился второй парнишка.
— Ну да, с топором ты мастак, может, и возьмут. Но как ты через кордоны пройдёшь? Там же облавы на нашего брата везде. Да и монстры, говорят, близ Уральских гор бывают.
— Если на облаву попасться, то всё, жизни конец. Сошлют на рудники.
— Семён, может, не стоит? Опасно. Авось тут всё само устаканится.
— Нет, стоит, — твёрдо сказал Семён. — Слышал, брат мой троюродный, Никазим, два года назад убежал из соседней деревни?
— Слышал.
— Так вот. На прошлой неделе весточку прислал, в третьем кольце колоний живёт. Представляешь, в рыбацкой артели работает! Дом свой имеет, огород и уже семьёй обзавёлся. А самое главное — он свободный!
Парнишки притихли, так как в вагоне появился проводник. Он подошёл ко мне и жестом поманил проследовать за ним в служебное купе.
Зашёл, там сидел тучный и практически седой мужчина среднего роста, лет сорока. Судя по нашивкам на форме, начальник поезда.
Блин, ещё этого не хватало. Называется добрался до Москвы без лишнего шума.
— Ваше благородие, — поприветствовал его я, как дворянина. Было понятно, что на таком посту он точно выслужил этот статус.
Принял приветственную фирменную стойку проводников императорского экспресса, вбитую в Антона за пять лет службы.
— О, точно из наших, — довольно расплылся он в искренней улыбке.
— Я Вам говорил, Игнат Савельевич, наш он, вот я его и пропустил, — быстро тараторил проводник, пустивший меня в поезд.
— Ты что, с тройки что ли? Мы её как раз при подъезде к Окуловке видели, встречным курсом шла, — уточнил начальник поезда.
— Так точно, с неё родимой, — бодро отчеканил я.
— Эх, хорош состав, не то что эта помойка. Ну, а как там Борис Николаевич, всё покуривает? — явно решил подловить меня он.
— Борис Петрович всё по-прежнему заливается и попыхивает, как паровоз.
Игнат Савельевич кивнул: мол проверку прошёл, молодец.
— Ничего не поменялось, я как раз на этом составе работал шесть лет тому назад, его только в строй ввели. Эх, хорошее время было.
— А почему ушли? — поинтересовался я, стараясь поддержать беседу.
— Не выдержал жёсткой конкуренции, — вздохнул он, добавив. — Я с твоим начальником, Борисом Петровичем, работал раньше, мы вместе начинали. Но… Ладно, чего вспоминать-то былое. Пойдём ко мне в вагон, там хоть есть чем дышать.
Мы прошли через несколько вагонов третьего класса для простых людей с деньгами. Пару вагонов второго класса для пассажиров посостоятельнее. В основном тут ехали ремесленники, инженеры, рабочие с мануфактур. Затем ещё через пустой простенький ресторан.
И вот мы оказались в вотчине начальника поезда — мягкие вагоны первого класса с раздельными купе, тут путешествовали купцы и господа с деньгами.
В синих вагонах уже можно было свободно дышать, воздух был чистый, без неприятных запахов, и прохладный — его остужала небольшая климатическая установка, работающая на макрах. Но всё равно комфорт значительно не дотягивал до уровня, который предоставлял императорский экспресс. Там даже в самых простых вагонах для слуг было намного лучше.
Начальник поезда оказался очень дружелюбным и общительным человеком, я с большим удовольствием скоротал за разговором с ним пару часов. Он в основном всё расспрашивал об экспрессе: наверное, ностальгировал по былым временам.
Меня же интересовали события, которые сейчас творились в империи.
— В Петербурге волнения уже второй день, а народу-то сейчас там много, — рассказывал Игнат Савельевич.
— Неужели из-за завещания всё?
— Конечно, начали слухи ходить, что настоящее завещание из Зимнего дворца выкрали, а зачитывать будут ложное.
Из памяти Антона я знал, что согласно традиции престолонаследия, в Российской империи трон мог перейти любому, кого указал Император в своём завещании. Но всё же одно условие было: приемник должен был обладать магией рун, а таких людей было очень мало от
