– Ну, там двести три, – поправился Толик. – Вдруг комиссия.

– Зачем двести миллионов?!

– Двести три, – поправил Максим, с интересом рассматривая карточку и даже колупнув ее ногтем за край магнитной ленты (тут сердце прихватило сразу у всех).

– Она невкусная, – заявил дядя Коля и тут же поймал осуждающий взгляд Михаила. – Вы просто его не знаете, – поспешил он оправдаться.

– Так, подождите, – схватился Михаил за голову. – Это розыгрыш, да? Не может быть… вот так… чтобы в «газели»… И столько…

Судя по невозмутимому виду гостей – могло. И это пугало.

– Двести миллионов – на соревнования, – успокаивающе погладил отца по руке Максим. – Ну а на сдачу я еще пластилин Федору обещал.

– Какие соревнования? – пришло время удивляться Николаю Ивановичу и ребятам.

– Да там дело верное, – отмахнулся Максим, закидывая карту в карман рубашки. – Пара туров, и алюминиевый завод дают.

– А мы? – вскинулись ребята.

– Там команда только из одной школы, – виновато пожал тот плечами. – Я бы вас в первую очередь позвал.

– А вам вообще – в университет поступать! – гаркнул им в ухо Николай. – Никаких соревнований! Вон машины проверьте, выезжать скоро.

– Максим, – заикнулся было папа Михаил, судя по серьезному виду, явно собиравшийся сказать примерно то же самое.

– Обсудим чуть позже? – с просительной интонацией заглянул ему в глаза Николай Иванович, скосил взгляд на бывшего воспитанника и легонько кивнул, подтверждая тему беседы.

– А вы Машка не привезли? – поспешил сменить тему Максим, двинувшись к дому.

– Гхм, – смутился Николай. – Понимаешь, какое дело…

Беседа как-то сразу заглохла, сменилась тягостной паузой.

– После того как ты уехал… Через неделю, наверное… Машк вышел погулять – надолго, как обычно. Такое с ним часто бывало, верно?

Максим прикрыл глаза.

– А потом не вернулся, – с некой растерянностью завершил дядя Коля.

– Значит, скоро придет ко мне, – пожал плечами Максим, не выразив ни грамма сомнения в своих словах.

– Два месяца прошло…

– Не пропадет, – категорично отрубил Максим. – Он умеет устраиваться в жизни.

– Думаешь?

– Вот вас кто-нибудь бесплатно кормил три раза в день?

– Нет, разумеется.

– Вот видите! – закрыл он тему. – А Лайка?

– А Лайка в собачьем раю.

– Что?!

– На мясокомбинате, сторожем, – нервно поправился Николай. – Привет тебе передает. Вот, секунду, – торопливо махнул он рукой и, повинуясь жесту, водитель лимузина споро достал что-то из салона.

На проверку этим «что-то» оказалась картонная коробка, оббитая чем-то мягким. Внутри лежал ослепительно-рыжий щенок, сонно разглядывающий все вокруг.

Довольно большой для еле открытых глазок, с массивными лапами и узнаваемыми чертами немецкой овчарки.

– Вот, – торжественно протянул дядь Коля щенка Максиму.

Тот аккуратно принял его, поднял над головой, показывая всем, а затем с мрачной торжественностью, как некогда создатель сотворенному Франкенштейну, прогремел:

– Я назову тебя Бранд!

– Это девочка, – испортил всю торжественность момента Семен.

– Ух ты! – пискнули Тоня с Катей, ловко пнули Максима по коленной чашечке, дернули за ухо и отняли щенка. – Бруня-а!

– Тоня, как можно! – возмутился Михаил и вместе с Николаем заспешил вслед за убегающими девчонками.

Но Николай не особо торопился, опытным взглядом приметив, что погоня скоро заглохнет, а значит, появится возможность поговорить наедине.

– Хана затее, – констатировал Максим, потирая коленку.

– Бруня, – задумчиво почесал затылок Федор. – Боевой робот убийца… ня?

– Какой там боевой, сейчас бантик на шею наденут и что-нибудь розовенькое сошьют, – махнул рукой брат.

– Так ведь «ня»?

– Вы о чем? – заинтересованно спросил Семен, помогая Максиму подняться.

– Да мы хотели щенка в пилоты боевого робота. А теперь уже все, – с грустью посмотрел он на угол дома, за которым скрылась банда похитителей.

– А это будет работать? – Взгляд Семена загорелся неподдельным интересом.

– Разумеется, – покровительственно кивнул Максим. – Федор – мастер, я ведь говорил.

Рекомый важно надул щеки. Но затем, встретив ироничный взгляд, решил просто выставить правую ногу чуть вперед и гордо поднять подбородок.

– А обязательно щенка?

– Да не особенно, – ответил Федор, явно почуяв за интересом деловое предложение. – Главное – чтобы была хоть какая-то обучаемость.

– Я на секунду! – мигом сорвался Семен и почти столь же стремительно вернулся, на этот раз с коробкой чуть поменьше. – Вот, – вздохнул он грустно, открывая крышку.

Внутри обнаружилась крупная белая мышь.

– Дрессированная! – осторожно погладив, произнес с любовью. – Лабиринт проходит только так! Только в университетское общежитие с ней нельзя. А дома следить некому. Возьмете? – просительно глянул он на друзей.

– Возьмем, – с подобающей торжественностью принял коробку Федор.

– Ты будешь гордиться ею, – похлопал по плечу Максим.

– Первая мышь-пилот! – добавил его брат.

– Я буду звать ее Мрак! Мышь-робот аннигилятор классический.

– Ее Лучинкой зовут.

– Ну или Лучинкой, – довольно согласились с Семеном.

Между тем взрослые остановились перед неодолимой для степенных и образованных людей преградой – лезть за девчонками в штаб на дереве конечно же было несложно, но крайне несолидно при свидетелях. Так что погоня ограничилась грозными заявлениями и обещанием лишить сладкого. И хоть наверху тревожно притихли, переживая будущие санкции, но назад не спустились. Потому что дружба – она дороже! Хотя, судя по слегка жалобному поскуливанию, дружба пока была односторонней, но в этой семье определенно знали толк в подобных отношениях.

– Так что за конкурсы за двести миллионов? – Николай мягко отвел Михаила в сторону, приглашая на прогулку по тропинке вокруг дома.

– Совершенно бестолковая идея, – обреченно махнул тот рукой. – И началась бестолково и завершится не лучше, чувствует мое сердце. Может, зайдем в дом? – зябко переступил он с ноги на ногу, поскольку обут был в домашние тапочки.

– Разумеется, – спохватился Николай, сворачивая к двери.

Дом встретил гостя недружелюбно – спиной тут же удалившегося домоправителя и дверью, громко хлопнувшей где-то внутри здания. Зато на кухне обнаружился горячий чай и блюдо с печеньем, пробовать которое первый десяток минут гостю пришлось в одиночестве – хозяин дома, извинившись, собрал теплую одежду для девочек и бегом удалился в сад.