Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От Сирожкиной!
Потом прошло.
Но тут, повторяем, понятно. Икота объяснимая.
А есть у них такой преподаватель Мусимов, который славен только тем, что у него панкреатит и он питается из баночек паштетами и пюре для грудничков и что вот уже двадцать лет читает студентам одни и те же, когда-то им написанные, лекции. И все. Но почему-то он тоже частенько забредает в мозг Салтыкова, сидит там и ковыряется чайной ложечкой в баночке с паштетом.
Тебе чего? – мысленно спрашивает Салтыков.
Ничего.
А чего пристал ко мне?
Просто зашел посидеть. Нельзя?
Можно. Но почему ко мне?
Не знаю.
Такие вот странности.
Завтра суббота, двадцать третье, Бухалов приедет и позвонит, а Салтыков еще не готов.
И не буду готовиться, решил он. Как будет, так и будет.
Катя спросила:
– Придумал что-нибудь?
– Даже не собирался. Просто пошлю его к черту.
– Правильно. Я почитала о нем. Куча информации, просто мировая знаменитость. Но вглядишься – фикция. Деятельность ради деятельности.
– Если читала, значит заинтересовал.
– Просто из любопытства.
– Этим он и берет – возбуждает любопытство. Ведь возбудил? Знаешь, я что думаю? Если он такая дутая величина, то и не стоит с ним жестоко обращаться? Пусть дальше пузырится. Придет в гости, напоим чаем, посмотришь на него, послушаешь. Не будем обижать маленьких.
– Ты меня потрясаешь, Салтыков. Ты еще умней, чем я думала.
– Ошибаешься. Я умней, чем ты думала, насколько я умней. Я сумел понять, что ты очень хочешь с ним познакомиться.
Катя не смутилась и не растерялась.
– Почему бы и нет? Мы с тобой сколько женаты, он за это время сюда не приезжал, я понятия не имела, что он значит в твоей жизни. Конечно, мне интересно.
– Примем как версию.
– При чем тут версия?
– В этом его секрет. Он притягивает людей. Вакуум тоже все в тебя втягивает.
– Хорошо, пусть так. Салтыков, мне даже приятно. Ты ревнуешь?
– Дура ты.
– И даже ругаешься.
– Если стукну, вообще будешь счастлива?
И Салтыков ушел в кабинет. Не дай бог, в самом деле стукнет: очень уж захотелось.
А жаль, что не стукнул, вдруг подумалось.
Удивился своей мысли.
Это уже тень Бухалова нависла: когда о нем думаешь, в голове сразу же начинает шевелиться что-то необычное.
Отключу интернет и не буду отвечать на звонки, решил Салтыков.
И лег спать в кабинете, на диванчике, не отвечая на вопросы Кати.
Впрочем, она задала через дверь только один вопрос: не болит ли у него что.
Интернет Салтыков действительно с утра отключил.
Но звонка ждал.
Завтракая, помирился с Катей. Сказал:
– У меня вчера, наверно, давление было.
– А сейчас?
– Нормально.
Звонок Бухалова, ожидаемый, но все-таки неожиданный, невольно заставил Салтыкова вздрогнуть. Он смотрел на телефон. Катя пила кофе, как бы не придавая звонку значения.
Телефон умолк.
И тут же вновь зазвонил.
Салтыков схватил трубку.
– Привет, дружище! – услышал он.
– Привет, извини, – торопливым и мрачным голосом сказал Салтыков. – Встретиться не могу, у меня сейчас тяжелый период. Развожусь с женой.
– Сочувствую.
– Не обязательно. Наоборот, поздравь!
Бухалов не успел поздравить – Салтыков отключился.
Катя довольно долго молчала. Потом спросила:
– Какой-нибудь другой причины нельзя было придумать?
– Зачем? Лучше сказать правду.
– Значит, ты в самом деле разводишься?
– В самом деле, – сказал Салтыков.
* * *
Антиправительственный мятеж в Центральноафриканской Республике с требованием отставки президента страны Франсуа Бозизе.
(Вспомнилась книга, которую читал лет 30 назад. Нкем Нкванкво ((имя и фамилию запомнил – потому что сложные)), «Мой “мерседес” больше». Тоже мятеж, стрельба, а за всем этим амбиции, личное, власть и деньги. Как всегда. Как везде.)
* * *
Старт космического корабля к международной космической станции. Экипаж: Павел Виноградов, Александр Мисуркин (оба Россия), Кристофер Кэссиди (США).
(До чего приятно, когда мы с ним что-то делаем вместе!)
* * *
Президент России Владимир Путин подписал указ об учреждении звания Герой Труда Российской Федерации.
(Дело хорошее, но список первых награжденных демонстрирует вечное наше стремление к смычке академика с дояркой, сам подбор профессий характерен: художественный руководитель театра, механизатор, ученый, машинист, токарь… А вот интересно, во Франции дают Орден Почетного легиона токарям? Если не для проформы, то почему бы и нет? В проформе вся закавыка…)
* * *
Друзья мои пишут, что они видят из окон аэропортов и мюнхенских пивных. Я посмотрел в свое окно, где снег и деревья, ни самолетов, ни Мюнхена. Вспомнил, как с детства мечтал побывать в пространствах и странах иных, но, не объездив и сотой доли, устал: эти страны, как мухи нам, – намелькались, засижены. Но дело не в том. Будто черепаха свой панцирь, я все равно ведь возил с собою себя давящим горбом; воспоминанья мои бестолковы и нелепы, как в невесомости танцы – не от чего оттолкнуться, разве что от руки собственным лбом. И нет такого места, где меня бы не было, загляните в любой из дней в какой-нибудь Сидней – а я уже там, унылый, хоть не пьяный, среди разноцветных цветов и женщин, с такой тоской окаянной, будто сижу у окна на Ивановской и мечтаю попасть в Сидней.
* * *
Молва рождает любопытство, а я любопытен. И книгу прочел. Что изумило, так это изумление, которое роман (так обозначен жанр, не знаю, зачем) вызвал у многих. Будто всю жизнь сидели в Швейцарии, подобно героям, обсуждающим записи рассказов «простых» людей, и ничего о России не знают.
Возможно, я что-то еще напишу об этом тексте, где живые (в хорошей лит. обработке) голоса, повествующие о жизненных драмах с обилием смертей, болезней, поножовщины, пьянства и бессмысленных поступков, сплелись с рассуждениями благополучных персонажей о вере, том и этом свете, Евангелии, Достоевском, трагической судьбе русского народа, противостоянии, вернее размежевании, «быдла» и интеллигенции, духовном конфликте Запада и русского Востока.