Выяснилось, что упоминания об использовании плесени в лечебных целях встречаются в еще в трудах Авиценны и Парацельса. И какой-то французский военный врач заметил, что арабские конюхи собирают плесень с сырых седел и лечат ею раны лошадей. Малый оказался дотошный, тщательно обследовал плесень, опробовал ее на морских свинках и выявил ее разрушающее действие на палочку брюшного тифа. Правда, научное сообщество результатов не признало. Так что и к моим идеям учёные отнеслись с некоторым скепсисом.

А во-вторых, видов плесени очень много. И я вообще был не в курсе, из какой именно выделили пенициллин. Как не знал и методов выделения. Так что, хотя эксперименты настойчиво велись нами еще со времён Русско-Японской войны, результатов пока не просматривалось. Прорыв мог случиться завтра, а мог и через десяток лет. Или через два. Или вообще только к сороковым, как и в нашей истории, если метод выделения лекарственной формы не «дозреет» раньше!

Поэтому ещё лет пять назад я решил параллельно вернуться к «чистой» химии. В конце концов, первый в истории антибактериальный препарат я уже синтезировал, причём ещё в первый год после своего «попадания» в прошлое. Сульфаниламид, он же — белый стрептоцид, неплохо показал себя! Во время войны с японцами раненым давали его принимать вовнутрь в виде таблеток и наблюдался положительный эффект!

А сульфадиметоксин, как мне точно было известно, входил в аптечки наших бойцов ещё во время Первой и Второй Чеченских. Потому что помогал не только против инфекций, возникших при ранениях, но и против бронхитов пневмоний, гайморита и дизентерии. Это помимо прочего, от чего им лечили на гражданке.

И формулу его я помнил. Вот только… Методик синтеза я помнить не мог. По той простой причине, что никогда их и не знал! И мои здешние химики, которых я «зарядил» синтезировать вещества, похожие на белый сульфаниламид, ничего похожего пока не получили!

Но я-то прекрасно понимал «цену вопроса»! Это даже не десятки, а сотни тысяч раненых, спасённых от смерти или инвалидности. А если и союзникам поставлять, то может и миллион набраться, кто ж его знает?

Так что я оборудовал лабораторию неподалеку от квартиры, и время от времени «вырывал» из своего плотнейшего графика часика три-четыре, чтобы попробовать очередной вариант синтеза.

Побеспокоить здесь меня могли бы немногие. Жена, дети, Семецкий, Кирилл Бенедиктович… и, как только что выяснилось, Софья Карловна,.

Вот я и плююсь ядом. В душе. Не желая обидеть госпожу Гребеневич. И понимая, что идти придётся. Раз Натали не пришла сама, значит, гости — важные, а вопрос — срочный! А выбор посыльного показывал, что отвлечься придётся всерьёз.

— О! Перес! Не ожидал!!! И Марк? Приятно, приятно!

Ещё бы! Полтора Жида должен был всё ещё торчать в новообразованных государствах, налаживая там свои сети в дополнение к нашим официальным. А Марк Вальдранд был там же, но уже по вопросу открытия филиалов европейских банков нашего Холдинга. И то, что они сорвались оттуда, намекало, что новости важные. А раз не доверили их телеграфу даже в шифрованном виде — то ещё и тайные. Настолько тайные, что в них не рискнули посвятить даже штатного шифровальщика.

— Решил свой День рождения с вами отметить! — благодушно пророкотал Рабинович. — И Марка прихватил!

Точно! Завтра же у Переса день рождения. Но он и племянник отправились не в Одессу, чтобы отметить с семьёй, а сюда. То есть, обсудить этот вопрос требуется срочно!

Так, а кто тут у нас ещё? Семецкий без супруги. Ну, тоже верно, она в «ближний круг не входит, хотя бы пока. Артузов. Тоже понятно, значит, вопрос будет касаться вопросов безопасности или промышленного шпионажа. Тестя нет, 'благодетелей» тоже. То есть, обойдётся без дипломатии и «высших сфер». О! Николай Хюппинен! Несмотря на все свои заслуги в строительстве железных дорог, так и откликавшийся на Колю-Финна. А заслуги-то серьёзные, понастроили они с Гансом немало, на Транссиб в сумме не потянет, но на половину — точно! И что означает его присутствие? Вопрос коснётся железных дорог?

Та-ак, а этот у нас тут зачем⁈ Хотя… Если он вместе с Финном, то можно не спрашивать! Эта парочка у меня уже все нервы вымотала! И если Финн, по своей занятости, делал это раз в месяц, а то и в два, то его тёзка, он же господин Козлов, ухитрялся доставать меня по два-три раза в неделю! И это при том, что я строго-настрого запретил его ко мне пропускать, а наше общение распорядился вести только через секретарей.

Не помогло! Господин Козлов, любивший, чтобы его звали просто Коленькой, обладал редчайшим даром вызывать раздражение. Причем раздражение вызывало всё — его козлиный баритон, нездоровый, землистый цвет лица, привычка говорить обо всём с приторной ласковостью…

Всё было в точности по анекдоту — такому проще дать, что он просит, чем объяснить, почему не хочешь. Да я бы и дал! Но кто ж виноват, что дешевого способа синтезировать кофеин пока не существовало! О чём я им с Финном и высказал еще пять месяцев назад.

Финну этого хватило. А вот его потенциальный партнёр снова и снова делал заходы. Он почему-то решил, что «Воронцов может синтезировать всё!» А если отказывается, то только потому, что лень ему! И что характерно, постепенно сумел убедить в этом и своего тёзку.

Нет, Финна понять можно. Его идея с растворимым кофе застопорилась. И как выяснилось, уже не в первый раз. Были уже попытки продавать «кофе для лентяев», и не раз! Но всегда упирались в цену. Вернее, в себестоимость. Высоковата она получалась. И «страшно узок» был круг людей, согласных по такой цене покупать не самый вкусный, честно скажем, продукт.

И вот тут к нему и пробился этот самый Козлов с идеей, что «кофеин, говорят, и химически получить можно!» А рядом Юрий Воронцов, гениальный химик, а сам Финн — в его «ближнем круге»! Так что стоит только попросить, как Воронцов, то есть я, тут же отложит ненадолго дела, и быстренько придумает, как «недорого и много» дать кофеина обоим Николаям! Тогда можно дозу натурального кофе уменьшить в разы, добавив туда кофеина! И — профит!

Ага, щаз! Я про кофеин не знал почти ничего! Вот и поручил студентам химфака нашего Беломорского Университета собрать всё, что было известно. А потом собранное отдал ребятам из Штаба Холдинга, чтобы посчитали себестоимость. Она оказалась «за гранью добра и зла».