в стороне. Их сюда привезли, но живыми забирать никто не планировал.

— Берт! — я подбежала ближе и в этот раз мужчина услышал, повернулся.

Глаза рыцаря немного расширились, словно он действительно удивился моему появлению здесь, а на щетинистом подбородке появилась легкая, едва заметная улыбка. В обносках, не выспавшийся, с завязанными руками и все по моей вине! Но улыбается. Мне.

Точнее, по вине Патриции, но с ней мы еще разберемся!

Охрана опасливо поглядывала на меня, но больше никто не останавливал.

Оказавшись рядом, повисла у мужа на шее, расплакавшись, как восьмилетняя девочка. Почувствовала, как утыкается нос в шею, а потом ласковое:

— Мила, ты не забыла обо мне…

— Конечно, не забыла, дубина!

На плечо капнула влага. Что? Слезы? Не мои.

— Почему… ты передумала? Ведь была солидарна с его решением, — мужчина кивнул на Гаюса, стоящего за моей спиной.

— Ты на него не смотри. Разберемся со всем и потом его в лесу закопаем.

— Урсула! — крякнул где-то неподалеку судья.

Меня трясло, из носа текли сопли, а из глаз водопады слез. Кажется, вся площадь притихла, слушая мои завывания.

— Рина, вам лучше отойти от него, — прервал мою идиллию один из гвардейцев.

— Вы лучше ее не трогайте, уважаемый, — вклинился Гаюс, — она ж ненормальная, видели, как императора поколотила?

— А, а так это она была?

— Ну конечно, слепой что ли?! Это муж ее. Придется его отпустить. А то у нее еще и мать ведьма.

Так просто нас с Бертом отпускать не хотели, ссылались на то, что дальнейшую судьбу этих преступников будет решать император новыми указами, но я во всеуслышание заявила, что ручаюсь за него. И нам, скрипя зубами, дали уйти, но предупредили, что пока он не понес никакого наказания или пока не найден другой преступник, повинный в этом деле — его вина не погашена. И он считается убийцей.

Уходя, обернулась, чтобы посмотреть на балкон. Императора там не было. Но шторка на окне второго этажа была немного сдвинута в сторону.

Вот так поиск преступника, рыскающего в академии, стал делом жизни и смерти.

Нужно было прекращать весь этот беспредел!

До академии добирались на помпезной карете Гаюса. Берт не переставал недобро поглядывать на судью, крепко сжимая мою руку в своей большой исцарапанной ладошке. Тот, в свою очередь, изо всех сил пытался притвориться фикусом и даже не смотрел в нашу сторону. Иногда в нем проклевываются задатки мудрого мужчины. Ну или хитрого. Часто разницы между двумя понятиями вообще нет.

Доехали засветло. За углом здания обнаружилась толпа курильщиков, что сразу попрятали сигары за спину, стоило карете показаться на мостовой.

Выскочив из транспорта с недобрым выражением лица, сразу направилась к студентам.

Оттар прятался за спинами товарищей, мерцая перепуганными глазами.

— А ну стоять! — рявкнула я.

— Рина Урсула, это первая за три дня, клянусь, — начал оправдываться Оттар, посматривая на меня, как нашкодивший кот.

— Совсем распоясался, почему не берешь пример с Ивара, умный молодой человек, не пьет, не курит!

— Еще скажите, что матом не ругается!

— Вообще-то никогда от него не слышала, — фыркнула, уперев руки в боки, как мать перед сыном-сорванцом.

Внезапно из-за поворота послышались глухие звуки ударов и такая красочная и витиеватая матерная брань, которой я в жизни еще не слышала. Чуть уши не завяли. Но хорошо, что в этом вопросе я все же кое-как была подкована.

— О, там как раз на площадке рин Грей и Ивар тренируются в рукопашном бою. Ваши поклонники вообще со вчерашнего вечера как с цепи сорвались, ректор закрылся в кабинете, и никто его не видел, дознаватель обшманал все общежитие, а рин Грей методично избивает студентов под предлогом тренировок, а если отказаться, то ставит кол.

— А с Сигурдом что?

— Ничего особенного, так и лежит в лазарете, смотрит в потолок. Заходил к нему утром, рин Персиль пытался уговорить его поесть суп.

Ну дела!

— Отведите Берта в лазарет, а я сейчас, — махнула рукой и отправилась на место тренировки.

Там было на что посмотреть. Два тела сцепились на земле и колотили друг друга в лучших традициях индийских фильмов. Без маек. Торс Грея подкачанный, с кубиками, на вид твердый, как асфальт и смуглый, а Ивар более сухощавый с бледной кожей, обильно усыпанной родимыми пятнами. Сейчас оба в земле и пыли. Преподаватель заламывает руку студента с остервенелым выражением лица.

— Все-все, сдаюсь я, — выкрикнул Ивар и Грей его отпустил, вытирая запястьем пот со лба.

Тут заметил меня.

— Урсула, — выдохнул как-то обескураженно, щурясь, как от солнца, — что ты здесь делаешь?

Право слово, я даже растерялась.

— Стою.

— Но ты же хотела недельку пожить с новым мужем. Сказала, что пока я должен побыть в резерве, как самый никчемный. Передумала?

Я не удержалась и стиснула зубы, прикрыв глаза на пару секунд. Руки сами собой сжались в кулаки, ногти ощутимо въелись в кожу ладоней. Ну Патриция, ку крыса полевая! Игры играми, но у всего же есть предел!

Грей сделал несколько неуверенных шагов в мою сторону. И обнял.

— Я рад тебя видеть, — слова звучали, как на торжественном мероприятии — слишком выверенные и неживые. Так поздравляют противную троюродную сестру с замужеством, впихивая в руки худенький конверт с надеждой, что не запомнит от кого он.

— Грей, но ты нужен мне точно также… я…

— Хватит. У меня тренировка, Урсула, — проговорил слишком спокойно, словно поставил на место нерадивую ученицу, отпустил и отошел обратно к Ивару, который не знал куда глаза деть из-за драматичной семейной сцены.

Поджав губы, еще какой-то время смотрела на удаляющуюся спину благоверного, но вскоре развернулась и ушла, пытаясь не дать раздражению внутри распалиться. Грея можно понять, но к этому разговору мы еще вернемся, нужно только остыть!

На пороге академии растерялась, казалось, что теперь любой человек в ее стенах меня недолюбливает. Заглянула в свою комнатушку — там было все, как прежде. Солнышко грело в окошко, играя бликами с чернильницей на столе, уютный ковер, что не чистился с момента моего заезда — все было почти родным.

Я уже и забывать стала свою прошлую жизнь в двадцать первом столетии. А какой она вообще была?

Взяв чистые вещи, пошла к душевым, пока все на занятиях. Казалось, что не мылась уже целую вечность, хотелось смыть с себя пыль дороги, отмыться от всех тех неприятностей, что постигли за сутки и снова перевернули жизнь с ног на голову. Хотелось расслабиться и горячая вода тут была бы очень кстати.

Одна из шторок была задернула, но я не обратила на это