Народ тут был самый разный. Девушки в основном глубоко неодетые: в корсетах, чулках, трусиках, кожаных портупеях или вовсе голые. Некоторые в костюмах секретарши, медсестры, затянутые в латекс или с хвостиком и ушками, как кошечки. Только вот хвостик у них приделывался… вставлялся… в общем, натуральный был хвостик.

Мужчины в костюмах, белых рубашках, кожаных штанах и жилетах и крайне редко обнаженные.

Я украдкой покосилась на Макса и успокоилась, только убедившись, что он тут самый стильный.

Повсюду на столиках стояли бокалы с коктейлями и вазы, в которых вперемешку были навалены презервативы и лубриканты.

Огромные кожаные диваны, россыпи подушек, небольшие подиумы с шестами, крестами и скамьями, свисающие с потолка цепи с наручниками — кажется, БДСМ тут все же подразумевался.

Тем более, многие девушки ходили в ошейниках — я потрогала свой шелковый чокер на шее — и даже на поводках.

Другие уже валялись вповалку, кто-то уже жарко целовался и гладил друг друга, но развратом еще не занимались. Или, может, для этого были закрытые комнаты.

Макс прошел к стойке, за которой пряталась камера хранения, сдал туда мой и свой телефон, ключи и получил россыпь разноцветных браслетов, некоторые из которых нацепил на меня.

— Это означает твою готовность к взаимодействию, — пояснил он. — Я взял тебе те, которые говорят, что ты не ищешь приключений.

— А себе? — уточнила я, заметив, что его набор отличается от моего.

— А себе… — Макс медленно нагло улыбнулся. — Я взял то, что захотел. Ты сегодня моя собственность, не тебе меня контролировать.

Я снова подняла бровь.

Любопытно.

Но взгляд у Макса был будоражащий. Покровительственный, нежный, обладающий, властный… Я помнила, что он все еще никак и ничем не предавал моего доверия. Может быть, стоит расслабиться и сейчас?

— Обычно можно присоединяться к любым взаимодействиям, если люди явно не отказались от посторонних. Но я тебе запрещаю, — мурлыкнул он, обнимая меня за талию и притискивая к себе. Его пальцы нашли тайный ход под блузку и потянули цепочку на зажимах. Я ахнула.

— Ты не освободишь меня? — тихо спросила я.

— Только если ты согласна на обмен, — он провел пальцами по моему лицу. — Снимаю зажимы, но надеваю ошейник.

Я прижала руку к горлу. В сущности, какая разница? Ошейник, чокер… Просто аксессуар. А грудь начинала ныть под прищепками, да и задевать ими о людей было неприятно.

— Хорошо, — кивнула я.

Макс сделал шаг назад, оперся на стойку и кивнул мне:

— На колени.

Я посмотрела ему в глаза. Внутри теплого карего взгляда мерцало что-то властное и заводящее настолько, что я свела бедра.

При всех встать на колени?

Не дома, чтобы отсосать, а вот так — публично подчиняясь?

Фигня вопрос.

Я шагнула к нему, высоко подняв подбородок, дернула молнии юбки с двух сторон, раскрывая их на несколько сантиметров, и опустилась перед ним. Он крутнул на пальце кожаный ошейник — тонкий черный, с заклепками и кольцом под поводок. Загорелые пальцы расстегнули верхнюю пуговицу моей блузки и сняли ленточку чокера с горла. Потом Макс заставил меня все-таки наклонить голову, практически упершись ему в пах, а он медленно, нарочито медленно обнял кожаным ошейником мое горло, долго возился, подбирая длину, на которую его застегнуть, и я чувствовала, как под брюками набухает член.

Плохой мальчишка!

Но это просто игра. Я вновь вскинула на него глаза, и Макс нервно облизнул губы, глядя на мою шею.

— Зажимы, — напомнила я.

— Точно не хочешь еще с ними походить? — спросил он. — Можно заодно и блузку снять, тут жарко.

Как быстро меняются его решения.

— Точно.

— Встань.

Он не подал мне руки, а мне было нелегко вставать на высоких каблуках. Но едва я это сделала, он дернул меня к себе, повернул спиной и вжал животом в край стойки. Сзади к моим ягодицам отчетливо прижимался член, и я поняла, что уже давно хочу его в себе. Но разве вечер не только начался?

Его пальцы вновь скользнули под блузку, потянули цепочку, а потом он коснулся зажима, от чего сосок протестующе заныл. Но Макс больше не стал его тревожить. Он очень аккуратно отстегнул механизм, и я чуть не застонала в голос от облегчения, боли, какого-то огненного освобождающего чувства, непривычного и незнакомого.

Чуть.

А вот когда его пальцы сняли второй зажим — не выдержала, и мой стон попал в паузу между композициями, прозвучав кошачьим зовом в полный голос.

— Я смотрю, тебе понравилось… — хрипло проговорил он мне в ухо, и пальцы сжали только освобожденный сосок, вызвав болезненно сладкий огонь.

Я снова застонала, хотя и тише.

— Это очень лайтовые нежные прищепки, не пытайся повторить это с кем-то другим, — предупредил он меня, вновь тревожаще задев шершавыми подушечками пальцев сосок.

С кем?!

На самом деле, красивых мужиков вокруг было не сказать чтобы много. В мои нескромные стандарты кроме Макса протискивалось еще человека три максимум. А так как я не перлась от всей этой атрибутики в отрыве от Макса, он мог не особенно беспокоиться.

Зато девушки были просто восхитительные.

Если бы я была ревнива, то провожала бы взглядом каждую, кого уже проводил Макс.

Но я ведь не была?

Людей становилось все больше, но они часто ныряли в двери, ведущие во внутреннюю часть этажа, поэтому особой толпы не собиралось и на диванах было много свободных мест.

А вот выходили из этих дверей гораздо реже.

— Там что? — ткнула я Макса в бок, отрывая от созерцания очередной лисички — полностью обнаженной, если не считать крошечного кусочка ткани между ног и пушистого хвостика.

— Приватные комнаты с разнообразными развлечениями… для тех, кто желает делать это без посторонних глаз.

— А что на нижнем этаже? — спросила я, заметив, что туда спускаются в основном люди в совсем уж странных нарядах.

— Кинк-шоу, — коротко пояснил Макс. — Весьма специфические и местами даже на вид неприятные вещи. Хочешь, полюбопытствуем?

— Пока, пожалуй, нет, — покачала я головой. Только что вниз спустилась парочка — девушка в шипастом комбинезоне, ведущая на четвереньках на поводке голого мужика с кожаной маской на лице. Мне пока и тут хорошо.

— Выпьешь? — спросил Макс. — Схожу тебе за шампанским, тут все выдохлось, — кивнул он на столы.

— Я и сама могу, — удивилась я.

— Не можешь, милая, — оскалился он. — Помнишь, ты сегодня моя вещь. Тебе просто не дадут.