— Мы прикроем ваш зад, если что. Когда станет совсем плохо, просто скажите.

— Это Кейт тебя надоумила?

— Мне не нужны советы Картер. Что такое горе, я знаю и без нее.

— Прости.

— Не извиняйтесь. Мне казалось, вы уже получили свою долю. Я тоже потерял любимого человека. С тех пор много воды утекло, но до сих пор больно.

Джек кивнул. Странно, но в необычных ситуациях человек открывается с самой неожиданной стороны. Джек был уверен, что циничный и удалой Кам Броди при нормальных обстоятельствах никогда бы не показал свою боль. На первый взгляд он был из тех парней, которым все нипочем. Наверное, момент был особенный. В темноте салона двое мужчин говорили по душам. Джек покачал головой, думая о том, что у каждого человека есть своя тайна. Он взглянул на часы.

— Высади меня на Кокфостерс, попробую поехать по линии «Пиккадилли».

— Шеф, сейчас час пик, на любой линии будет толпа, — пожал плечами Броди. — Во времени вы не выиграете.

— Думаю, на метро быстрее.

— Послушайте, я понимаю, чего вы хотите. Но вы все равно не сможете сбежать от людей, которым вы небезразличны. И тем более — от своей команды. Я подвезу вас. Можете ничего не говорить, просто посидите. Я только сейчас понял: сегодня у вас не было и минутки отдыха.

Джеку стало не по себе. Доброта Кама казалась ему неуместной и странной. Не хватало еще…

— Просто высади меня возле тех магазинов.

Кам и бровью не повел.

— Проедем Северный проспект и повернем на А10. Сейчас там свободно.

Джек ничего не ответил, отвернулся к окну и посмотрел на темнеющее небо. К счастью, Кам замолчал. Они медленно продвигались в потоке машин по Северному проспекту. Ближе к Тоттенхэму машин становилось меньше, скоро будет их поворот. Как правило, за рулем сидел Джек, но сегодня он благоразумно доверил серебристый «Форд Сиерра» Каму. Ему редко выпадала возможность посидеть на пассажирском сиденье и поглазеть по сторонам. Он хорошо знал эти места и неоднократно приезжал сюда по работе. Афро-карибский район был захолустным и небезопасным местом. Вскоре они доехали до Стамфорд-Хилл. Тут жили хасиды. В это время на улицах можно было увидеть только мужчин, одетых в характерную одежду. Вероятно, они шли в синагогу или возвращались оттуда.

— Странные они, — сказал Кам. Двадцать минут до этого они ехали в абсолютной тишине.

— Я мало что о них знаю, — признался Джек.

— Раньше я жил в этом районе. Поверьте мне на слово, хасиды скрытные. Они тихие, весьма милые, но подозрительные. С иноверцами ведут себя очень осторожно.

Джек пожал плечами. Он не считал поведение евреев таким уж странным.

— Их женщины всегда бледные, с кругами под глазами и выглядят такими усталыми. Наверное, из-за детей. Они строчат ими, как из пулемета. После замужества они сбривают волосы, поэтому у многих под платками парики.

— Ты это сам придумал?

— Нет, шеф, клянусь! Я жил рядом с очень хорошей семьей. У них было много детей, девять или десять. Это считается нормой.

Джек посмотрел на Броди, ожидая услышать какую-нибудь шокирующую подробность быта хасидов, но Кам только заявил:

— Я не шучу.

— Что ты еще узнал? — спросил Джек.

— Дети ходят в разные школы, то есть мальчики — в одну, девочки — в другую. И у них дома две кухни.

— Точно, я слышал об этом, — ответил Джек. — Нельзя смешивать мясо и молочные продукты, да?

— Да, что-то вроде этого, — подтвердил Кам. — С этим у них очень строго.

— Ну, они имеют на это право. Во всяком случае, эти обычаи никому не приносят вреда.

Джек снова отвернулся к окну.

Они доехали до Далстона, обветшалой и бедной окраины Хакни. Когда-то местные жители называли свой район «задница мира». Джек увидел женщину, которая еле несла гору полиэтиленовых пакетов с продуктами. Интересно, сколько же ртов она должна прокормить?

Дальше — Шордич. В Шордиче жила Лили. Слишком больно. Джек не знал ее адреса, не знал, в каком доме она жила, и сейчас незнание приносило ему толику успокоения. Они всегда встречались в его квартире в Гринвиче — Лили все время боялась, что к ней без предупреждения придут родители. «Джек, ты просто не знаешь, на что способны китайские мамы и папы», — пожаловалась она в его голове.

Он закрыл глаза. Под веками разбегались красные круги. Это просто эмоции, эмоции и усталость. Эти звери не сожрут его. Боль нужно спрятать, забить вглубь и держать там. До поры до времени. Он не должен принимать все близко к сердцу. Пока не должен.

— Кам, останови где-нибудь здесь. Бишопгейт подойдет.

— Уверены?

— Да. Я как раз вовремя. Спасибо, Кам.

Броди остановил машину, и Джек вышел.

— Я буду в штабе рано утром.

— Все мы будем рано.

— Спасибо. — Кам с удивлением посмотрел на него, и Джек добавил: — За поддержку.

Броди махнул на прощание и нырнул в поток транспорта. Джек еще раз посмотрел на часы. Он стоял напротив станции «Ливерпуль-стрит». Из метро раз за разом вырывались огромные «косяки» рыбешек — местных жителей. На поверхности они расплывались кто куда. Улицы были наводнены людьми: одни шли к рынку, другие — к расположенной по соседству мечети. Джек прибился к толпе, движущейся на восток к Брик-лейн. Он был удивлен тем, насколько хорошо Кам знал город.

Откровенно говоря, на холодных улицах Восточного Лондона он чувствовал себя гораздо увереннее, чем в тепле патрульной машины. Только небольшое жжение в горле напоминало, что в его жизни что-то пошло не так. Удивительно, как быстро тело справилось с душой. И пусть по венам бежала не известная ему химическая смесь, сейчас Джеку было хорошо и спокойно, он был почти счастлив. Со всем остальным он справится. Он считал себя прекрасным актером.

Джек без труда нашел Фурнье-стрит. Прямо за Брик-лейн, недалеко от места, где обнаружили тело Лили. Джек старался не думать о ней. Он шагал к мечети, которую недавно построили на углу старой рыночной площади Спитлфилдз. Вернувшись из Австралии, он даже хотел поселиться в этом районе. В Спитлфилдз было много красивых исторических зданий, но его начали застраивать точно так же, как Докландз, — сплошь покрывать хромом и стеклом. На современную реконструкцию старых фабрик и коммерческих зданий смотреть было приятно, но жить в таком здании Джеку не хотелось. Риелторы показывали ему старые фабричные помещения, превращенные в великолепные квартиры-студии, но уютная квартира в григорианском особняке на Крумз-Хилл понравилась ему больше, хотя он одобрял реставрацию старых мясных рынков и продуктовых складов, многие из которых давным-давно опустели и постепенно разрушались. Они становились новым сверкающим доспехом Лондона, символом его возрождения. Избавляясь от старых трущоб, город двигался вперед.