Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Незадолго до описываемых событий Гарри Блю исполнилось сорок лет. Из них тридцать он провел в море. На берегу он бывал только случайно, во время стоянок корабля в том или ином порту. Суша мало привлекала его. Он служил на всевозможных военных судах и три раза совершил кругосветное плавание. Долгие годы непрерывного труда не надломили его могучей натуры. Он был здоров, бодр, свеж и весел. Только плечи его немного согнулись от вечной возни с парусами. Благодаря сутулости он казался ниже, чем был на самом деле. Гибкие члены его отличались редкой пропорциональностью. Ноги, обтянутые белыми полотняными штанами, казались выкованными из стали.
Гарри был прекрасным моряком и на редкость хорошим человеком. Несмотря на это, ему не удалось добиться никакого повышения по службе. Он принадлежал к числу так называемых вечных матросов. Зачисление в списки первого разряда ни на шаг способствовало его карьере. Он только в исключительно редких случаях жаловался на свою судьбу. Но если бы его спросили, чем объясняется ее несправедливость к нему, он, по всей вероятности, сказал бы, что она всегда несправедлива к людям, которые держат себя независимо, или, как он выражался, «не лижут ноги начальству». Такое объяснение в значительной степени соответствовало действительности. Но была, однако, еще причина, по которой Гарри не давали ходу. Любя соленую морскую воду, он выказывал глубокое отвращение к пресной и пил ее только в тех случаях, когда к ней примешивалось соответствующее количество спирта. Пристрастие к алкоголю было единственным недостатком нашего героя.
Как уже говорилось, морская служба его протекала на всевозможных военных судах. На «Паладине» он пробыл целых пять лет. Срок службы его кончился как раз в тот день, когда фрегат бросил якорь в заливе Сан-Франциско. Перед Гарри раскрывались две возможности. Он мог или остаться на корабле, снова записавшись на пятилетний срок, или же отправиться на все четыре стороны. Ему захотелось уйти. Принимая во внимание горячку, которую переживал в то время Сан-Франциско, мы не найдем в этом желании ничего удивительного. Скорее уж нам покажется странным, что Гарри несколько дней провел в тяжелых колебаниях. Однако призрак золота в конце концов все-таки соблазнил его. Уступив соблазну, он распрощался со старыми товарищами, съехал на берег и поселился в «Приюте моряка». Сведения Кедуолладера оказались совершенно правильны.
«Приют моряка» представлял собой не то гостиницу, не то харчевню, имел очень непривлекательный вид и помещался в двухэтажном домишке, почерневшие стены которого не красились уже много лет. Гарри Блю скоро убедился в том, что, несмотря на внешнее убожество, цены в этой гостинице чрезвычайно высоки, совсем не соответствуют ее внутренним качествам и смело могут конкурировать с ценами остальных заведений того же рода. Он намеревался пробыть там очень недолго, ровно столько, сколько это казалось ему необходимым, чтобы «немного встряхнуться». После кратковременного пребывания в Сан-Франциско Гарри хотел уехать на один из приисков Сакраменто. За исполнение первой части программы он взялся с таким рвением, что через несколько дней от его жалованья не осталось и следа. По истечении недели ему пришлось с грустью удостовериться в полнейшей пустоте своего кошелька. Деньги точно растаяли. Что касается кредита, то к нему в Сан-Франциско относятся крайне отрицательно.
Очутившись на берегу, Гарри не счел нужным вести запись расходов. Поэтому банкротство явилось для него грустной неожиданностью. Опустив руки в карманы, он не нашел в них ни пенни. Дальнейшие поиски тоже не дали никаких результатов. Он перерыл свой матросский сундучок и тщательно осмотрел все вещи, которые в какой-либо степени могли служить хранилищем для денег. Денег не было. Куда же девалось годовое жалованье, полученное им в день прощания с «Паладином»? Оно словно в воду кануло. Тому, что Гарри это сделалось известно только в самую последнюю минуту, удивляться не приходится. С момента переезда на берег он перестал быть собою и всецело отдался разгулу. Кутить так долго подряд ему еще не случалось никогда. Он гулял шесть дней и шесть ночей. На седьмой день кошелек его опустел. Хозяин того самого заведения, где он спустил все свои денежки, наотрез отказался давать ему что-либо в долг.
Безденежье неприятно всегда и всюду. Но человек, очутившийся в 1849 году в Сан-Франциско без гроша в кармане, попадал без преувеличения в катастрофическое положение. Цены в то время там были совершенно фантастические. Самый дешевый обед стоил не меньше шести долларов. Ту же цену запрашивали за ночлег в деревянной лачуге или парусиновой палатке; одеяла и тем более простынь при этом не полагалось. Добрые люди позволяли иногда бездомным скитальцам переночевать у стены бревенчатого хлева. Но за право провести ночь внутри его, на соломенной подстилке, в обществе коров и быков, взималась довольно солидная плата.
На седьмой день своего пребывания на берегу Гарри Блю столкнулся лицом к лицу с необходимостью подумать о приискании какого-нибудь, хотя бы самого непритязательного, ночного пристанища. В тот момент, когда он окончательно протрезвел и вновь обрел способность мыслить, ему пришло в голову, что наступило время приняться за исполнение второй части программы, то есть начать работать на приисках. Но каким образом уехать из Сан-Франциско и добраться до приисков? На эти два вопроса Гарри не находил сколько-нибудь удовлетворительного ответа. Дорога к Сакраменто на пароходе стоила около ста долларов, а в дилижансе еще того больше. У Гарри не было ни одного цента. Реализация его скудного имущества не дала бы требуемой суммы. В довершение всех бед на это имущество был наложен арест хозяином гостиницы, не желавшим прощать постояльцу долга за двое суток пансиона и несколько бутылок виски.
Гарри Блю очутился в чрезвычайно затруднительном положении. Он не мог ни ехать на прииски, ни оставаться в «Приюте моряка». Стол и ночлег в этой плохонькой гостинице обходился ежедневно в десять долларов. Это было не по карману Гарри даже в те дни, когда он чувствовал себя богачом. Теперь, когда от богатства его осталось одно воспоминание, дело начало принимать трагический оборот. Таверна, в которой жил бывший матрос, ни в какой мере не оправдывала своего названия. Владелец ее страдал полным отсутствием