– Это стул бабушки Лусинэ, – оборвала ее Девочка.

– В смысле?

– Это стул бабушки Лусинэ! Она потому и чистит картошку стоя. Сесть на другой стул не может – спина болит.

– Надо же. А я забыла. – Женщина поспешно поднялась, хотела пересесть, но зацепила локтем пачку сигарет, уронила, неловко полезла под стол – поднимать.

Пока она возилась с сигаретами, Девочка перетащила стул к мойке, поставила его так, чтобы он уперся сиденьем в ноги бабушке Лусинэ.

– Садись.

– Да я почти уже все, – ответила бабушка Лусинэ, но села, улыбнулась: – Спасибо, деточка.

– Такой клоп, а утерла мне нос, – хмыкнула женщина.

– Марина! – Бабушка Лусинэ выкинула картофельные очистки в мусорное ведро. – Оставь ребенка в покое.

– Я понимаю, что мне тут никто не рад. Даже собственный сын. Даже чужая дочка.

– Ну какая она чужая? Она дочка Петроса, ты его с детства знаешь.

– Я-то его знаю, а он меня, уверена, знать не хочет! – Женщина выудила из пачки новую сигарету, затянулась, выпустила длинную струю дыма, прищурилась: – Можно подумать, я кого-то здесь обидела или оскорбила.

– Давай не при ребенке. – Бабушка Лусинэ перемыла картошку, слила воду из миски, закрутила кран. – Ты бы лучше помогла мне с готовкой.

– Сейчас докурю и помогу.

– Вонь такая от твоего курева – задохнуться можно.

– А еще у бабушки Лусинэ сердечная астма, – прозудела Девочка.

– Да я уже поняла, что немила тебе, – хмыкнула женщина, – все, последняя сигарета, больше дома курить не буду. Ты лучше объясни мне, почему не хочешь, чтобы тебя по имени звали?

Девочка сделала вид, что не слышит вопроса. Она подошла к Витькиной бабушке, дернула ее за рукав.

– А где Витька?

– Я не знаю. Где-то в саду. Прячется.

– Пойду поищу его.

– Ладно.

– Передай, чтобы возвращался домой, мне с ним поговорить надо, – попросила женщина.

Девочка оборачиваться к ней не стала, только бросила через плечо:

– Я пошла.

– До свидания, – голос у женщины звучал глухо, надтреснуто и неровно – словно за нее, перебивая друг друга, одновременно говорят два разных человека. У одного голос женский, с тонкими переливами, а у другого – глуше, с мужской хрипотцой.

– До свидания, – чуть помедлив, ответила Девочка.

2

Искать пришлось долго. Девочка обошла сад, заглянула на чердак, спустилась в погреб. Даже в курятник заглянула. Искала старательно, но молча – смысл звать Витьку, если он спрятался? Все равно не откликнется. Несколько раз забредала на задний двор, топталась на подступах к старенькому полуразрушенному чулану. Позвала шепотом: «Ви-ить-ка!»

Тропинка, ведущая к чулану, густо поросла кустами злой крапивы – она вытянулась в человеческий рост, ощерилась огромными листьями – не пройти не проехать. Бабушка Лусинэ давно уже ничего не хранила в этом чулане – там было сыро, пахло плесенью и ветошью, в щелях изъеденных жуками стен свистел ветер, а прохудившаяся крыша протекала даже от обильной росы.

Девочка растерянно покружила по двору, заглядывая в совсем уже несусветные места – под старую кособокую лавку, в дождевую бочку, даже в почтовый ящик заглянула. Потом сунулась за невысокую бетонную плиту – ту, которая всегда кишела турки затиками. Спрятаться за этой плитой невозможно, хотя если лечь на землю и плотно привалиться к ней боком… Нет, за плитой места ровно столько, чтобы просунуть руку.

Значит, Витька убежал со двора. Вот только куда?

Она вышла за калитку, огляделась по сторонам. Далеко, в самом конце улицы, у входа в продуктовый магазинчик толпилась очередь – наверное, привезли что-то дефицитное. Девочка представила, как шумно, гамно и неуютно в этой толпе людям. Если бы не Витька, она обязательно пошла бы туда, чтобы понаблюдать за очередью. Иногда это очень интересно – стоять в сторонке и следить за тем, как ведут себя в толпе женщины и мужчины. Женщины очень живые и крикливые, они могут поссориться, тут же помириться, а следом снова поссориться. А мужчины откровенно страдают. Они делают вид, что оказались тут совершенно случайно и никакого отношения к этому сборищу не имеют.

«Сначала посмотрю у нас, а потом решу, где еще Витьку искать», – подумала Девочка, резко развернулась и побежала вверх по улице.

Дома нани Тамар и Таты стояли совсем рядом. Когда выныриваешь из-за поворота, первым делом утыкаешься в невысокий забор, который тянется вдоль дороги и отгораживает проезжую часть от сада. Девочка знала каждую жердь, каждый заусенец этого забора и, пробегая мимо, водила ладошкой по его шершавому, подернутому лишайником боку. Дорога обросла по краям одуванчиком и пастушьей сумкой. Нани каждое растение называла по-своему. Пастушью сумку, например, пищей бедняков.

– Цветки и листья отдают малосольной брынзой, – объясняла она, – поэтому в народе это растение называют «хлеб и сыр». А хлеб и сыр – это пища бедняков.

Нани очень любит угощать детей разной травой. То щавеля нарвет, то пастушьей сумки, а то молодую крапиву с крупной солью в руках перетрет – и давай кормить их, словно птенцов, – щепоть одной, щепоть другому. Ладонь у нани небольшая, с глубокими поперечными линиями, на безымянном пальце левой руки поблескивает старое серебряное кольцо. С ее рук все кажется необычайно вкусным.

Вечер только занимался. Во дворе, на грубо отшлифованной и накрытой пледом скамье, сидели Вера и Тата и в четыре руки чистили грецкие орехи – на варенье. Эта скамья была излюбленным местом отдыха взрослых – сидишь на домотканом пледе, над головой шумит тутовое дерево, высоко в небе летают деревенские ласточки. Иногда они усаживаются шумной стаей на проводах и щебечут о чем-то своем, умиротворенном.

При виде мамы с бабушкой Девочка расплылась в счастливой улыбке – как хорошо, что они дома. Летом и мама, и Тата, и бабушка Шушик рядом – в школах каникулы, учителя не работают.

– Ты где пропадала? – спросила у дочери Вера. Узел сине-голубого платка смешно топорщился у нее в волосах.

– У бабушки Лусинэ. – Девочка, чтобы не испачкаться – ореховый сок не смывается с одежды, обошла скамью, ткнулась лбом сначала в затылок маме, потом – Тате. Они обернулись одновременно, чмокнули ее в щечки.

– Сама худющая, а щеки – во, – кругло повела руками в воздухе Тата.

Девочка прыснула, боднула ее в плечо. Вера рассмеялась:

– Вся в Петроса. Даже щеками.

– Это да, – самодовольно откликнулась Тата. – Вся в моего сына.

– Витьку не видели? – спросила Девочка.

– Видели, – Тата ткнула пальцем вверх, – сегодня он играет в молчаливого покорителя вершин.

Девочка задрала голову. Витька сидел на шершавой ветви шелковицы, свесив вниз худые, искусанные комарами ноги.