Исполин тяжелыми шагами ушел за один из «шатров», стоящие там «домики» засветились, как огромные светлячки.

– Иди, – проговорил Лост-Хар, – дотронься до этой штуки и возвращайся. Я прикрою.

Вынул стрелу из колчана, та цеплялась за другие, точно не желала вылезать. Тетива негромко тренькнула, когда попробовал ее пальцем, а сам лук едва не выскочил из вспотевших ладоней.

Рир-Так шумно выдохнул и побежал вперед, пригнувшись и семеня ногами. Лост-Хар прижался к земле и затаил дыхание, молясь всем Порядочным одновременно.

Рир-Так бежал легко и быстро, как молодой конь, шаги его звучали еле слышно. До «вышки» оставалось несколько шагов, когда прямо из сплетения меняющих цвет канатов выступил исполин.

Рир-Так остановился, будто налетел на стену, и принялся медленно пятиться. Лост-Хар хотел закричать, но язык точно примерз, а руки, поднимающие лук, стали вдруг неловкими.

Стрела ушла в полет, ударила громадную, как из дыма сотканную фигуру в грудь, туда, где у людей находится сердце. Исполин не обратил на нее внимания, быстро и ловко шагнул вперед, наступив прямо на Рир-Така.

Несмотря на разделяющие их полсотни размахов, Лост-Хар услышал хруст костей, увидел, как брызнула на голую землю алая кровь.

– Нет, – прошептал следопыт, сражаясь с ощущением, что происходящее – дурной сон, злой морок, насланный мерзкими колдунами…

Исполин нагнулся, из его живота высунулось что-то, напоминающее черный, лоснящийся язык длиной в пару размахов. Он прошелся по земле, и оставшееся от человека кровавое пятно с чавкающим звуком исчезло.

Лост-Хар закусил губу, желая стать незаметным, словно червяк.

Исполин шагнул вперед, глаза его вспыхнули, а где-то в груди родился негромкий монотонный рокот. От этого звука следопыт покрылся мурашками, испытал желание вскочить и побежать со всех ног.

Громадное существо некоторое время постояло, а потом, не поворачиваясь, двинулось назад. Миновало самый большой из «шатров» и исчезло, будто растворилось в воздухе.

Лост-Хар всхлипнул, встал на четвереньки и заспешил прочь, не обращая внимания на мешающий двигаться лук, на впивающиеся в руки мелкие камушки. Добравшись до гребня ближайшего холма, переполз через него и побежал на юг, в спасительную темноту.

Тропа шла между двумя скальными стенами, сходящимися так тесно, что одновременно можно было коснуться обоих. Наверху оставалась лишь узкая полоска голубого неба, люди и холиасты двигались цепочкой.

Хорст шагал в голове отряда, за седым холиастом-предводителем, без особой приязни глядя в его широкую спину. Саднили натертые ноги, а мешок, наполовину пустой, казался невероятно тяжелым.

– Скоро привал? – пробурчала из-за спины Илна.

– Нужно выыты на удобноэ мэсто, – ответил холиаст, не оборачиваясь. – Скоро. Потэрпытэ нэмного.

Хорст вздохнул, прекрасно понимая, что в устах старого горца «немного» может означать что угодно.

По правую руку скала довольно быстро сменилась глубокой пропастью, а затем путники вышли на узкий, лишенный снега гребень, напоминающий возведенную гигантами крепостную стену.

Вступив на нее, Хорст ощутил, как качнулась земля. Снизу донесся тяжелый грохот, заснеженные пики и тянущиеся во всех направлениях хребты содрогнулись, окутались мелкой белой пылью.

– Что такое? – крикнул Альфи.

– Богы проснулыс! – лицо обернувшегося холиаста оказалось искажено страхом, губы затряслись.

Горы дрожали, точно исполинские сосцы, колыхалось небо, по которому шариком из тусклого золота перекатывалось солнце, и наступали с разных сторон громадные силуэты. Одни напоминали людей, другие – животных, а третьи не походили ни на что.

Хорст видел их каким-то странным образом, не глазами, а словно всем телом, и понимал, что двигаются они прямо к нему.

«Тебя предупреждали, – прогрохотал где-то за тысячи ходов голос, звучащий как горный обвал, и прогремела в этом голосе жесткая, суровая обреченность. – Ты не послушал, теперь пеняй на себя».

Паук с человеческой головой и вскинутыми передними лапами придвинулся, приподнял лапы.

Отшатнувшийся Хорст одновременно почувствовал себя лежащим и падающим в пропасть. Увидел десятки накладывающихся друг на друга образов, жутких и прекрасных, но при этом не испытал страха.

– Да… – только и сказал он, когда тело лопнуло, словно почка, и из него полилось нечто сверкающее, холодно-обжигающее.

Бывшего сапожника точно вывернуло наизнанку и растянуло, как шкурку, на горячей и очень жесткой поверхности.

Что-то огромное, настолько большое, что не просто охватить взглядом, а даже осознать его не представлялось возможным, задвигалось одновременно внутри и снаружи. Боги оказались далеко, сначала показалось, что внизу, а в следующий момент – вверху.

Ощущение направления пропало, исчезла земля, небо и все остальное.

Хорст очутился там, где если и побывал кто-то из людей, то вряд ли нашел слова для описания, оказался внутри Порядка, одновременно чувствуя его в себе, ощущая себя им…

Рядом происходило нечто, напоминающее разговор, но участвующие в нем существа обходились без слов, даже без звуков. Колыхались, текли навстречу друг другу струи чего-то, похожего на светящийся туман.

Фигуры богов оказывались то совсем близко, то уносились куда-то вдаль, на такое расстояние, что становились едва видны. Хорст ощущал, что его раздувает до размеров холма, затем уменьшает так, что тело начинало казаться твердым и жестким, словно деревяшка.

Боли не было, точнее она ощущалась, но как нечто постороннее, не имеющее отношения к происходящему.

Временами Хорст возвращался к нормальному восприятию и тогда понимал, что лежит спиной на холодном камне, а обеспокоенная Илна тормошит его, пытаясь привести в сознание. Слышал голос брата Ласти, ругательства Альфи, а потом вновь проваливался в грохочущую, сверкающую бездну.

Все прекратилось в одно мгновение, и бывший сапожник почувствовал избитое, исстрадавшееся тело, ушибы, мозоли на пятках, лихорадочно колотящееся сердце и ноющую, точно гнилой зуб, голову…

Ощущение оказалось настолько жутким, что он едва не заорал.

– …очнулся? – проговорил кто-то над самой головой.

– Я… – из горла вырвался хриплый кашель, такой сильный, что на какое-то время Хорста согнуло вдвое.

Придя в себя, он поднял веки и едва не ослеп от льющегося сверху беспощадного света, из глаз хлынули слезы.

– Слава Творцу-Порядку, ты пришел в себя, – проговорила Илна, и в голосе ее прозвучало облегчение.

– Вот уж чего-чего, – говорить оказалось неожиданно трудно, язык ворочался во рту, цеплялся за десны, – а славить его я не буду…

Когда попытался встать, обнаружил, что ноги подламываются, а руки трясутся, как у запойного пьяницы.