Мы выехали в район на заброшенную давным-давно ферму и там отработали по полной программе полтора часа. Работали с настоящими стволами – ПМ и «сайгой». Парни расстреляли каждый по две сотни патронов, продырявили три десятка мишеней и разбили около сорока бутылок.

Я тоже оторвался, поработав со всех стволов. Показал стрельбу в движении и из-за укрытий со сменой позиций. Закончив тренировку, затоптали гильзы в землю, почистили и спрятали оружие и наскоро ополоснулись в соседней речушке, благо погода не переставала радовать теплом и вода была вполне нормальная.

На обратном пути Юра посвятил меня в суть произошедшего между Жоркой и Корешковым разговора.

… Неугомонный зам по безопасности, приведя себя в относительный порядок, примчался к шефу и категорически потребовал прекратить все занятия группы со мной. Довод один – учат неизвестно чему, а деньги платят немалые. Этот Артур – личность темная, скользкая и вообще сволочь.

Жорка выслушал стенания Корешкова, посмотрел на синеющий подбородок и довольно спокойно объяснил, что Томилин не темная личность, что учит он самому необходимому и что деньги платит он, Жорка, и никого это больше не касается. Це первое. Второе: еще раз Корешков полезет куда не надо – будет иметь массу неприятностей. Ясно?

– Корешков аж позеленел, – комментировал Юрка. – Сидит, рот разевает, а слов нет. Смотрит волком. Но против шефа не попер. Понял, что тут не выгорит.

Я хмыкнул. Корешков – ставленник покровителей Жорки, это понятно. ФСБ хочет иметь своего человека в довольно сильной частной структуре, откуда им идут деньги. Однако даже фээсбэшники не станут терпеть выходок своего человека, если он напрочь разругается с клиентом. Посему Корешкову теперь надо сидеть тише воды ниже травы. Иначе его же свои и сгноят.

Попал мужик в переплет, а все по своей дурости и в силу высокого самомнения. Иначе говоря – тупого норова. Как же – госбезопасность, элита! А эта элита лет семь уже как вовсе не элита. А совсем наоборот.

– … А потом шеф меня вызвал. Сказал, что Корешков больше не полезет и что обо всех попытках того поговорить со мной или моими ребятами сразу докладывать ему лично, то бишь Жоре. И чтобы занимались как раньше.

– Здорово, – кивнул я. – Жора себе не изменил. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается.

– Но Корешков теперь имеет зуб на тебя, – предупредил Юрка. – Может, будет мстить.

– Пусть. Кишка у него тонка. А его коллеги – это не КГБ. Власти и сил у них поменьше. И способов поставить их на место сейчас больше. Да и не нужен я им. А этого гада…

Я удержался от продолжения, не став расписывать, что сделаю, если тот еще раз попробует подойти. Ни к чему говорить.

Юрка понял и без слов, покривил губы, но тоже промолчал. Действительно, нечего говорить.

В понедельник вечером я приехал домой обессиленный после тяжелой тренировки, развесил на балконе мокрый камуфляж и полотенце, залез в ванну и минут двадцать отмокал. Потом наскоро приготовил ужин и собрался поесть, но в этот момент затрезвонил телефон.

– Да?

– Артур? Привет, это Гена.

Ага. Объявились ребятишки! Наташка, что ли, попросила его позвонить, сама не хочет говорить?

– Привет. Как дела?

– Да… так. – По молодости лет Гена не умел держать хорошую мину при плохой игре и говорить нейтральным тоном. Напряжение сквозило в его голосе. – Слушай, ты не мог бы заехать ко мне? Сегодня. Кассеты возьмешь, я их посмотрел. И мою заодно захвати, если больше не нужна.

Это предлог или правда кассеты хочет отдать? Ехать не хотелось, сил просто не было. Но с другой стороны…

Я немного подумал, прикинув, стоит ли рвать отношения сразу и безоговорочно или подождать? Терять Наташку я не хотел. Нравилась.

«Съезжу, – решил я. – Как повернет, так и повернет. В конце концов, свет клином на ней не сошелся. В общем, по обстановке…»

– Артур? Ты чего молчишь?

– Через час буду у тебя, – сухо ответил я. – До встречи.

Наверное, это преимущества возраста – заранее предугадывать то, что может произойти. Не важно, касается ли это поступков, событий, происшествий…

Вот и сейчас я с легкостью разгадал нехитрый план ребятишек еще до того, как вошел в квартиру. Просто знал по своему опыту, как и о чем может думать молодежь и в каком направлении станет вести разговор.

– … Ты невнимателен к ней!

– Забыл совсем!..

– Никогда с нами не ездишь!..

– Она же такая ранимая!..

– Почему ты так?!

Мало? Но это только часть потока, обрушившегося на меня, едва я переступил порог Генкиной квартиры. Да, компания была здесь в полном сборе, не хватало только униженной и оскорбленной жертвы – моей ненаглядной Наташеньки. Понятно – специально не было.

Я даже опешил сперва. Прокурорский тон, безапелляционная требовательность, осуждение в каждом взгляде, в словах…

Тон задавали девчонки, парни больше подпевали. Но рты разевали в унисон с юными обвинительницами.

Попав под перекрестный огонь, я не сразу пришел в себя. Сперва улыбался – дети разошлись! Потом перестал растягивать губы и взглянул чуть иначе. Посерьезнее.

Будь они немного взрослее – перемену уловили бы. Но детвора продолжала увлеченно обличать, да еще с нарастающим темпом. Вот тогда меня пробрало.

Чего я не терплю – это когда в мою личную жизнь лезут посторонние. А ребятишки, несмотря на нашу вроде как дружбу, были, как ни крути, чужими. Говорить с ними на подобную тему в мои планы никак не входит. А мягких намеков они, видно, не понимают, вон как надрываются.

– … Ну, вот что, молодежь! Давайте-ка прекратим этот расстрел. Запомните раз и навсегда: моя личная жизнь – это моя личная жизнь! И никто никогда в нее не влезет. Просто потому, что я не допущу.

Голос у меня определенно зазвенел. Как раньше. Ишь, затихли. Хлопают пушистыми ресницами, беззвучно разевают рты и… молчат.

– Далее. Отношения с Натали касаются только нас двоих. Хороши они или нет – только нас! И каковы бы они ни были, впредь для вас это – табу! Ни слова, ни взгляда!.. Ясно?

Восковые изваяния мадам Тюссо позавидовали бы неподвижности и выразительности шести застывших фигур. Так с ними никто никогда не говорил. Как с глупыми щенками, если на то пошло. Понятно, что их остолбенение временное, и вот-вот разразится буря.

И она грянула. Буря. В основном женская. Но теперь гораздо более тихая, чем раньше. Просто не посмели иначе. Смысл, если их речь очистить от афоризмов, сравнений, эпитетов и прочей воды, свелся к одному: Наташа наша подруга и друг, ее жизнь – наша жизнь, а ты!.. Ты!.. Должен это знать и учесть. И вообще!..

– Понял, – моментально среагировал я. – Сей гордиев узел следует разрубить быстро и надежно. Дабы не доставлять ни вам, ни ей лишних хлопот.