На следующий день, когда Давыдова выходила с работы, «вольво» опять стоял напротив офиса. Она проследовала мимо, демонстративно не обращая никакого внимания на зазывные бибики. Уже отойдя от офиса на приличное расстояние, Давыдова услышала музыку и заметила удивленные взгляды прохожих. Оказалось, что «вольво» едет за ней прямо по тротуару, а из открытых окон машины раздается песня «Вот перед нами лежит голубой Эльдорадо, и всего только надо – поднять паруса!». Давыдова очень любила эту песню, у нее почему-то всегда слезы наворачивались, когда она ее слышала. Она даже остановилась как вкопанная. «Вольво» тоже замер. Из машины выскочил дядя Гарик, помахал своей кепочкой и радостно сообщил:

– Надежда Михайловна! Вы не ждали, а мы и приперлися!

– Я вижу, что вы приперлися!

– Садитесь в ландо, не смешите публику. Я вас в лучшем виде до дому доставлю.

Давыдову вдруг разобрала страшная злость на этого человека. Ишь, король манежа нашелся, покоритель пространства и окружающих женщин! Странно заболело сердце, затосковало и заныло. Она подошла к Гарику вплотную, заглянула ему в глаза и сказала:

– Уходите из моей жизни немедленно! Не тратьте время. Мое и ваше.

– Зачем вы, тетенька, так вот резко? А вдруг получится? – обиделся Гарик. Он печально смотрел на нее своими жесткими, стальными глазами.

– Ничего у нас с вами не получится. Я это точно знаю. – Давыдова развернулась и быстрым шагом пошла в сторону метро.

На следующий день он прислал ей в офис роскошный букет белых тюльпанов, к ним прилагалась записка:

«Тетя Нюся! Эти цветы, безусловно, Ваши. Они такие же длинноногие и на вид беззащитные, но на самом деле очень выносливые и морозоустойчивые. Я буду ждать!»

Далее прилагался номер мобильного телефона.

Шестопалов, который читал записку, заглядывая через Надино плечо, чертыхнулся.

– Слушай, Давыдова! Я тебя уже совсем не понимаю. Ну ладно мой Константин, которого ты никогда не видела и знакомиться с ним категорически отказываешься! Но этот-то чем тебе не угодил? Ты что? Так до самой старости своего несбыточного принца ждать будешь?

– Сколько надо, столько и буду!

– А если ты ошибаешься? Если вот он, твой принц, сейчас от тебя на черном «вольво» ускакал? Хотя, не совсем ускакал, вон ждать обещается!

– Игорь, скажи мне, ты веришь в реинкарнацию? – Давыдова достала из сумки сигарету, щелкнула зажигалкой и с удовольствием затянулась.

– Это когда человек умирает, а душа его родится в новом теле? – уточнил Шестопалов, открывая в ее кабинете форточку. Давыдова была единственным человеком в офисе, которому разрешалось курить на рабочем месте. Курила она редко, только в моменты сильного душевного волнения. Сама не любила, когда от одежды воняет табаком.

– Ну, где-то так, – согласилась она с версией Шестопалова.

– А что? Вполне может быть! Кому ж умирать насовсем охота? Да и у жизни тогда бы смысл был неясен. А так вроде бы логично – из жизни в жизнь учишься, совершенствуешься. Только непонятно, почему про прежнюю жизнь ни хрена не помнишь, и куда потом со всем этим жизненным опытом берут? Не иначе в ангелы? – Шестопалов расположился в кресле для посетителей. Он не любил, когда Давыдова курила, но, видимо, решил все-таки провести с ней воспитательную работу по поводу ее личной жизни.

– Может, и в ангелы. Это было бы справедливо. А вот насчет того, что из прежней жизни ни хрена не помнишь, так это абсолютно правильно и логично. Если ты будешь помнить все, то сразу же свихнешься. Представь только себе взрослого мудрого дяденьку в теле маленького ребенка, девочки например. Но даже если и мальчика! Все равно психике триндец.

– Это точно! – развеселился Шестопалов. Ему эта беседа явно начинала нравиться. Так что неизвестно еще, кто с кем проводил воспитательную работу.

Поэтому из прежней жизни ты помнишь на подсознательном уровне только какие-то свои успехи, мастерство достигнутое, например.

– Поясни-ка насчет мастерства.

– Ну, самый простой пример. Откуда я умею так хорошо готовить? Ведь меня же не учил никто. Я сама придумываю блюда, знаю, сколько положить соли и других приправ. Чувствую, какой продукт с каким сочетается, а какой нет. Ведь я же никогда даже не пробую то, что готовлю. Да и не люблю особо это дело. Само получается.

– Это точно! У тебя все время такая вкуснотища! Пальчики оближешь. Лилька завидует, между прочим. То есть ты хочешь сказать, что в прежней жизни была поварихой?

– Может быть, поварихой, а может быть, и поваром! Или матерью большого семейства. А вот еще пример. Меня очень сильно угнетает атмосфера ночного клуба. Гремящая музыка, задымленное помещение и все прочие атрибуты запретного плода. Мне почему-то это не интересно. Меня не привлекают бледные юноши с порочными лицами падших ангелов, мне не интересны наркотики, я терпеть не могу богемную публику. И это говорит мне только об одном: когда-то в нашей школе жизни я все это уже проходила.

– Наркоманкой, что ли, была? А что? Повар-наркоман или повар в притоне каком-нибудь!

– Не обязательно все это было в одной и той же жизни. Может, сначала поваром, а потом наркоманом. Ну, или просто вела какую-то вредную для здоровья жизнь. Или возьмем другой пример. Твое чувство бизнеса. Ты же нутром чуешь, куда бежать надо, чтобы в нужное время оказаться в нужном месте. Или Степку моего взять. Он языки ведь ни фига не учит. Они сами у него в голове укладываются. И заметь, то, что мы уже знаем и умеем делать, нам не особо-то и интересно. Мы осваиваем новые знания. Нам интересно все новое.

– Это ты все к чему сейчас? Что мне не интересно нашим бизнесом заниматься, потому что это у меня хорошо получается?

– Я о другом. В этой теории есть еще один интересный момент. Ты можешь не только новую жизнь прожить, а по новому разу прожить свою старую. Исправить ошибки. Как бы начать с чистого листа.

– «Мы с чистого листа опять начнем сначала!» – пропел Шестопалов. – А другие люди в это время, пока ты свои ошибки исправляешь, что будут делать? Тоже по новой проживать свою жизнь? Как актеры? А если они не захотят? Тут ты, Давыдова, явно перемудрила!

– Шестопалов! Другие люди как жили, так и живут. Каждый свою жизнь. Только ты во времени возвращаешься в самое начало. Потому что там, куда ты попадаешь после смерти, времени нет. То есть оно есть здесь, на земле, а со стороны оно выглядит как дорога, по которой можно попасть в любой момент своей жизни.

– Хорошо, допустим! И что из этого следует?

– Из этого следует, что когда мне родители велят идти в электротехнический институт, а я хочу в театральный, то я с ними не особо спорю, потому что где-то внутри себя я знаю, что в электротехническом мне понравится. То есть сейчас, с высоты прожитых лет, я могу предположить, что когда-то раньше, в прежней жизни, я в этот театральный ходила и ничего хорошего из этого не вышло. Но ходила я и в электротехнический, и это мне ни капли не повредило. Если я на первом курсе знакомлюсь с Игорем Шестопаловым, то я совершенно четко откуда-то знаю, что он мой друг, настоящий, и я могу с ним идти в разведку, ну или водкой с портвейном торговать. И он меня органам не сдаст!