некому защитить, также, как с Тэсс. Но сейчас времена изменились — у мышей был тот, кто может прекратить жестокие нападения их соседей по планете и защитить Марс от врагов. Защитить от насилия каждую мышь.

Сознание Огонька заволокло отчаянной, всеобъемлющей ненавистью. Его демоны восстали, расправляя свои кровавые крылья, сметая все те блоки, которые были возведены в сознании нежностью и любовью. Даже светлые чувства к Нагинате больше не в силах были удержать в нем убийцу. Пламя вспыхнуло, сжигая душу и все лучшее, что в ней было.

…А спустя всего пару дней эти ублюдки нанесли ракетные удары по мирным марсианским городам…

Спустя 9 лет 4 месяца после победы над Плутарком.

Психолог, которого приписали к Огоньку для помощи в лечении наркозависимости, после первого сеанса схватился за голову и отправил к психиатру. Первые три психиатра тоже развели руками: с синдромом «отца касты воинов», которым страдало немало потомственных военных, врачи связываться не любили. Слишком агрессивны были пациенты, слишком одержимы идеей о том, что их действиями руководит бог войны и требует себе в жертву крови врагов. Примечательным было то, что такое расстройство психики было присуще исключительно мужчинам, прошедшим через горячие точки и только тем, чьи отцы и деды также были военными. Синдром «отца касты воинов» почти не лечился, и чаще всего доктора, помучившись год-два с пациентом, которому везде мерещилось следящее за ним божество, просто выписывали тому ударную дозу антидепрессантов и успокоительных. По статистике, работай с такими или нет — все равно найдут, как умереть молодыми.

Лишь один специалист на всем Марсе с удовольствием брался за такие случаи. Светило психиатрии, по матери сам принадлежащий к касте воинов, но избравший иной путь, он потерял в начале плутаркийской войны брата, который выбросился из окна, бормоча про великого бога, который жаждет крови. Глубоко шокированный этой смертью, молодой психиатр взялся за изучение синдрома «отца касты воинов», работал с сотнями военных и защитил диссертации по малоизученному психическому расстройству. Лишь он достигал определенных успехов в работе с такими непростыми пациентами.

К счастью, этот уважаемый профессор являлся однокурсником Стокера. Он откликнулся на просьбу старого приятеля поработать с интересным случаем и понаблюдать за тем, за кого Лидер просил лично. Когда-то пепельно-серый, а теперь совершенно седой, крохотный старичок в огромных очках долго изучал медицинскую карту Огонька и заметки своих предшественников, качал головой, иногда вскидывал на пациента глаза и долго рассматривал, от чего генерал ерзал и с трудом сдерживался от какой-нибудь грубости. А потом старый мышь бесцеремонно задал кучу вопросов, дотошно выпытывая про жизнь все, что только мог. Огонек, злобно сверкая глазами и нервно дымя сигарету за сигаретой, прилагал невероятные усилия, чтоб не послать его на три буквы. Останавливало лишь то, что сотрудничать с этим сморчком попросил лично Стокер, да и, в конце-концов, он сам пришел лечиться! Серый, нервно прикусывая фильтр новой сигареты, постоянно напоминал себе, что, свернув профессору шею, не решит проблему и не вернется к Наги. Доктор же постукивал карандашом по столу и сам себе твердил, что агрессия и грубость — обычное явление при этом типе душевного расстройства. Он бы бросил наверняка безнадежный случай, но каждый раз, находясь на грани терпения, вспоминал, что благодаря этому воину смог смириться с потерей сына его давний друг, на чьи плечи сейчас легла забота об их мире…

Врач и его пациент первое время ужасно злили друг друга, раздражаясь от каждого слова и взгляда, но все же смогли в итоге найти общий язык, и со временем Огонек медленно пошел на контакт. Под маской независимости и непробиваемости постепенно открылась непростая судьба, полная потерь и испытаний. С горечью седой доктор слушал, как мальчишкой Огонек видел смерть отца, как подростком потерял сестру и мать. Он весь обратился в слух, когда тот рассказывал, как на месте гибели дорогих ему женщин великий Марс поселил в его сердце демонов. Профессор тихо порадовался тому, что столь сильное душевное расстройство в условиях весьма ограниченных ресурсов смог обуздать Стокер, с которым они имели идентичное образование, но который нашел свое призвание в судмедэкспертизе преступников и составлении их психологического портрета, а потом и вовсе сменил профессию, став военным аналитиком. Доктор зауважал Огонька за то, как целенаправленно тот пытался избавиться от наркотической зависимости, сорвавшись всего пару раз, что было совсем неплохим результатом с учетом вводных. А то, что при срыве он даже не покалечил санитаров, вообще следовало считать огромным успехом! В целом, болезнь протекала по классическому сценарию, хотя и в тяжелой форме, кроме одного момента:

— Так ты говоришь, что в юности, сражаясь в плутаркийской войне, спокойно мог причинять вред крысам и псам, сам хотел этого, а тут не мог убить?

— Мог. Я военный, я знаю свой долг, доктор. Но тогда мне было это… в радость, и я не видел потом во снах трупы. Не видел боль и кровь. И в начале этой войны я тоже всего этого не видел. А после ранения и госпиталя будто сломалось что-то. Мне бы после того, что эти ублюдки сделали с моим отрядом, наоборот резать их и радоваться каждому убитому врагу, а я не мог! Смотрел и думал: «Но ведь мы сами их вынуждаем! Заставляем сражаться за права, быть жестокими!» Стокер мне однажды сказал, что не все они — подонки и убийцы, что это просто еще два коренных марсианских вида, и мы все составляем единое целое. Я только сейчас, спустя два десятилетия, смог понять, о чем он говорил. Правда, незадолго до того, как уничтожили Элизий, мою близкую подругу замучили в плену, и это вызвало во мне столько ненависти, что я снова с легкостью и радостью стал убивать, упиваясь каждой смертью. Но потом будто проснулся, увидев, как мои солдаты насилуют их женщин. Как пытают стариков. Как их дети вынуждены воровать у нас еду, потому что иначе они просто умрут от голода. И вспомнилось, как мне самому приходилось также поступать в детстве! Я вскрывал склады плутаркийцев, чтоб мама и Праймер выжили. Я… постоянно возвращаюсь мыслями к одному случаю… Он и стал тем, что будто открыло мне глаза… Стою в дозоре (всегда считал, что старшим офицерам это полезно периодически делать, чтоб не отрываться от реальности!), слышу — шуршит со стороны склада. Посмотрел через инфракрасный прицел — и поймал в него щенка лет десяти! Тощий он был, одни кости, и ловко так замок на одном из продуктовых контейнеров взламывал!