С нетерпением жду от тебя подробностей о твоих приключениях. Любопытно узнать, какие еще боги встретятся на твоем пути…

Лесли.

P.S.

В Греко-римском музее в Александрии есть статуэтка сидящей на корточках Афродиты, римская копия той, что хранится в Лувре. Сходи на нее посмотреть, увидишь свой портрет… И не забудь, что статуи любят, когда их ласкают!

Аурелия несколько раз перечитала письмо. Ее обуревали противоречивые чувства: ей хотелось поверить, но сомнения не давали покоя… Мраморные изваяния вокруг наблюдали за ней, казалось, из самой глубины веков. Ее пугала холодная и загадочная атмосфера погруженного в полумрак музейного зала, где обломки тел, лишенные конечностей, или вовсе без головы, смотрели на нее пустыми глазницами и протягивали к ней руки… Ей казалось, что она находится не то на кладбище, не то в святилище, где собрались боги, о которых написала Лесли, которые ожидали, что она произнесет какое-то заклинание и возродит их к жизни. Она вспомнила о Софии, которая, вне всяких сомнений, еще сладко спит. Персефона, Лилит, Медуза горгона, Карина, колдунья, вампирша, царица ночи – все это ей подходит. Что касается Элен, наездницы с хлыстом, то она действительно похожа на стройную богиню-охотницу.

А Афродита… Аурелия встала с банкетки и отправилась искать статуэтку, о которой написала ей Лесли.

С наступлением ночи на воды озера Мареотис опустился сиреневый туман. Его приторный аромат смешивался с запахом олеандров, растущих вдоль дороги в Абузир.

Серебристый лимузин Софии пронесся по набережной Корниш и у выезда из города свернул на извилистую дорогу, сплошь покрытую ухабами, которая вела к вилле Анаис Кизирьян. Затем машина миновала простую изгородь из камыша, обозначавшую границу частного владения. Яркий свет фар выхватил из сумерек узкую, почти незаметную полоску растений, слабо шелестевших сухими листьями от дуновения морского бриза.

Вилла обозначилась в самом конце дороги, за последним поворотом. Облезлые серые стены, потеки на перемычках дверных и оконных проемов, покореженные временем плиты парадного входа производили впечатление заброшенности и запустения. Можно было подумать, что здесь давно никто не жил, если бы не два десятка автомобилей, выстроившихся по обочине на подъезде к дому… Остатки былой роскоши, руины, похожие на морское чудовище, выброшенное волной на вершину холма, окаменевшее и со временем иссушенное ветром пустыни, «летняя резиденция» семьи Кизирьян, несмотря ни на что, гордо возвышалась над городом с высокомерием вдовствующей королевы, собирая вокруг себя обломки былого великолепия.

– София, как тут тоскливо! Давай вернемся.

Аспик приложила пальчик к губам француженки.

– Давай сюда свою маску!

Аурелия с задумчивым видом дотронулась до покрытой золотой фольгой легкой маски из папье-маше, точной копии головы греческой богини Афродиты, но разукрашенной по образу и подобию египетской царицы.

– Надень ее! – скомандовала София. – Вот увидишь, все будет хорошо. У Анаис, возможно, не хватает средств, чтобы привести в порядок дом, но зато она умеет сделать праздник… незабываемым.

– Почему ты не хочешь мне сказать, кто еще приглашен?

– А зачем? Меня ты и так узнаешь, а других тебе узнавать не надо… В этом и прелесть костюмированных балов, которые устраивает Анаис!

Египтянка склонилась к лицу девушки так близко, что та почувствовала ее дыхание, смешанное с запахом корицы. Проворной рукой она, как змея, ловко проскользнула под складки плаща и нащупала ее грудь.

– И, кроме того, ты разве не хочешь показать им свой костюм? Тебе нечего бояться, моя голубка… Ты, вне сомнений, будешь самой красивой!

София помогла закрепить маску на голове Аурелии так, что ее рот и подбородок, покрытые золотой пудрой, остались открытыми, равно как и распущенные по плечам золотистые волосы.

– Ну вот! Теперь можешь развлекаться как только тебе заблагорассудится!

Сверкающие стеклянные шары наполняли пространство просторного вестибюля мерцающим светом морской волны. Аурелия поежилась и плотнее закуталась в свой длинный плащ. Несмотря на духоту наступившей ночи, ей казалось, что холод от мраморных плит на полу проникает сквозь тонкую кожу сандалий и холодит ноги.

От вестибюля вели две разбегающиеся мраморные лестницы, у основания каждой стоял мажордом в красной феске, полосатой жилетке и в шароварах. Оба были в одинаковых масках, изображающих черного волка, и оба одновременно низко ей поклонились.

– А где же гости? – спросила у них Аурелия.

София рассмеялась низким грудным голосом, протянула ей руку и повела за собой.

Зимний сад с широкими застекленными окнами, задрапированными тканью с вышитыми узорами, служил гардеробом. Затхлый запах слежавшейся ткани пропитал комнату. Здесь гости оставляли свои накидки типа тех, что были у Аурелии и у Софии. На ротанговых стульях в беспорядке валялись с полдюжины черных плащей с капюшонами. Как из-под земли возникла пожилая египтянка с лицом, закрытым вуалью, и направилась к вновь пришедшим, чтобы помочь им раздеться.

– Пора, – сказала София. – Отдай ей свой плащ.

– Нет, сначала – ты!

– Ты прямо как маленькая! – вздохнула танцовщица. – Ну ладно, раз моя голубка этого желает…

Легким движением она отстегнула застежку плаща и сняла заколку платка, закрывающего голову и пол-лица.

София украсила себя зелеными блестками, которые, как чешуйки, покрывали ее тело от корней волос до самых ног. Шею и грудь до сосков украшало серебряное ожерелье с аметистами и гранатами, а пояс, сплетенный из серебряных колечек с вкраплениями таких же, как и на груди, камней, прикрывал низ живота и кончался там, где начинались ноги. Браслеты в форме сплетенных змей обвивали предплечья и лодыжки. Брошка в форме головы змеи украшала прическу. Когда София сделала шаг, изображая фигуру танца, камни и метал ее украшений пришли в движение и зазвенели.

– А теперь – ты!

Аурелия сделала глубокий вдох и позволила служанке снять с себя плащ. Потом она закрыла глаза… и распахнула полог.

Поначалу ее охватило чувство, что перед ней открылась бездна, и она, закачавшись, вынуждена была ухватиться за перила лестницы, чтобы не упасть вниз, словно подошла к краю обрыва и заглянула в пропасть, держась на всякий случай за скалу. Ласковое дуновение ветерка с легкой примесью запаха ладана едва коснулось ее кожи. Преодолев страх, она все-таки открыла глаза.

Воздух над морем был настолько чист и прозрачен, что даже звезды, казалось, застыли и на время и перестали мерцать, излучая ровное глубокое сияние. От лестницы к морю пологим спуском тянулся сад, где расположился оркестр, но музыканты при ее появлении тут же прекратили играть. Тени в саду обернулись к ней и тоже замерли в восхищении.