всех живых. Затем я принялся делать копьё — знакомую мне конструкцию ещё со времён Радуги и наших славных деньков в её стенах. Копья зарекомендовали себя хорошо тогда, во время той вылазки, так почему бы и сейчас не смастерить одно, если подручные материалы позволяют? Да, всех мертвяков в округе нанизать на него не получится: сгодится оно разве что для разового спасения жизни, от одной атаки одного заражённого. Но хоть что-то.

К полудню копьё было готово. Готовы были и несколько экспериментальных дубин из ножек стола и стульев. Но ни идей о том, как они помогут мне, ни новых мыслей по поводу того, как миновать эти треклятые оставшиеся полтора километра по-прежнему не было. Я решил вновь подняться на крышу, чтобы взглянуть на обстановку внизу ещё раз. Подспудно я, разумеется, лелеял надежду на то, что с момента моего последнего выхода наверх произошли все семь чудес света, и мёртвая толпа на каком-нибудь участке под домом схлынула, освободив для меня хотя бы ничтожное окно возможностей. И так же подспудно понимал, что всё это — чушь собачья. Что толпа никуда не схлынет сама по себе, и что она в общей своей массе всё ещё там, и покуда это так, из этого дома мне не выйти. Но даже если так, что теперь делать-то? Разве, перестав уповать на чудо, я приближу себя хоть на йоту к конечной цели, учитывая всю безнадёжность моего текущего положения? Нет, не приближу. Потому — стоит выйти и посмотреть ещё раз.

На крыше я увидел всё те же тазики и вёдра, расставленные один к одному, чтобы ни одна капля с неба не пропала даром. Но помимо тазиков, помимо всего, что ещё сегодня утром составляло унылый пейзаж крыши заурядной панельной многоэтажки, я увидел человека. Настоящего, живого человека, который и вёл себя как настоящий живой человек: ходил туда-сюда, смотрел в бинокль и что-то записывал в свою маленькую записную книжку. Мертвец совершенно точно не вёл бы себя так осознанно. Потому у меня не было и малейших опасений, когда я окликнул его. Раньше мне было трудно начать разговор с незнакомцем. Что сказать при первой встрече, чтобы сразу не показаться идиотом? «Привет»? «Здоров»? «Альбукерке жжёт, чё как, сволочара, жди сигнала»? Теперь же, с наступлением новой эры, вещи такого порядка окончательно ушли на второй план. Что сказал — то и сказал, и незачем мучить голову.

— Здравствуйте!

Человек обернулся, посмотрел на меня и помахал рукой в ответ.

— За водой, сосед? — спросил он, бегло оглядывая полупустые тазики и вёдра вокруг.

— Не, наоборот, — ответил я, отдавая себе отчёт в том, что миссия «не показаться идиотом» была провалена.

— Хм… Ладно. Чё нового? Есть чё? — спросил человек с биноклем и блокнотом.

Само собой, я не имел ни малейшего понятия о том, что этот человек с биноклем подразумевает под словом «чё?». И потому в ответ сказал:

— Нет. Ничё.

Человек с биноклем и блокнотом кивнул и продолжил делать то, что он бы и делал, даже если б я ему не встретился.

Он помечал что-то в блокноте. Вымерял что-то, оглядываясь на обстановку вокруг: что-то о чём мне было невдомёк. Мне было нечего терять. У меня за душой были только ключи от арендованной квартирки и сумка с отвёртками, пригодная разве только для разбора и сбора неработающего телевизора в гостиной. И потому я высказал ему все свои наблюдения:

— Там, если вдоль по улице смотреть, куча мертвяков, один к одному.

— Это я уж вижу, — сказал человек, не отрываясь от записной книжки.

На вид ему было лет сорок. На нём была кожаная куртка с меховым воротником, для которой, казалось, было ещё слишком тепло. На лице у него была густая коричневая борода, покрывавшая его щёки, подбородок, немного шею, словом — всё, что находилось ниже носа. Его тёмные глаза сосредоточенно смотрели на то, что он там себе писал. Казалось, он вёл подсчёт мертвецам с каждой стороны дома и на всех отдалённых уголках, улочках и проулках, которые виднелись с этой крыши.

— Я это… — начал было я, не придумав сразу, что сказать дальше, — Я вообще не ваш сосед.

— Вот как? — бесцветно ответил на это бородатый мужчина, не выказав и намёка на удивление или интерес.

— Да. Я со вчера тут только… Вообще с окраины сюда приехал. Застрял вон, у подъезда. Из тридцать шестой люди меня спасли сигналкой.

— Видел я, как ты барахтался. И как Серёга с Кристинкой уехали тоже видел. Ты ещё за ними чего-то бежал, как дурень. Чего бежал-то?

— Да-а… Долгая история.

— Ну, не хочешь — не рассказывай, — пожал плечами бородатый.

— Мне надо попасть в пятьдесят седьмой дом. Я не знаю, как это сделать. У меня был параплан с мотором, я думал… Думал долететь. Вы только не смейтесь. В любом случае, параплана у меня больше нет. А по земле дойти непонятно, как: везде эти ходят. Может, вы что-то подскажете?

— Пятьдесят седьмой дом — это там, дальше, чуть за остановкой?

— Да, минут пять, может, от неё идти.

— Далековато. А что там у тебя, в пятьдесят седьмом доме?

— Девушка. Мы с ней встречались ещё задолго до всего. Как всё началось — так больше и не виделись.

— Живая?

— Надеюсь.

— А Серёга с Кристинкой куда подались?

— В мой район, вроде, поехали. Кого-то там выручать. Я вчера сам не свой был, плохо помню, что они там говорили.

— Квартиру они, значит, на тебя оставили?

— Получается, что так.

— Хм… Ну понял, принял. Давай подумаю до вечера, как тебе помочь. Может, чего и надумаю. Только одно условие будет…

— Какое?

— Ключи от хаты мне отдашь. Договорились?

— Да мне они и даром не нужны будут! Спасибо!

Я был так рад, что этот бородатый мужик проявил участие и согласился хотя бы подумать над тем, как мне помочь, что совершенно не заботился ни о чём другом. Например, о том, что будет с квартирой моих спасителей. Неужто бородатый попросил ключи просто так, чтобы приглядеть тут за всем в отсутствие хозяев? И что будет, когда хозяева — Кристина и Сергей — вернутся сюда? Что ж, они уехали с моим мотором, я отдал их квартиру со всем имуществом в распоряжение незнакомца. В каком-то извращённом смысле можно