Она облизнула губы, не зная, с чего начать.

В тот миг дверь в примерочную распахнулась, и появилась Фелисити, туго зашнурованная в кислотно-зелёное платье с кирасным корсажем, плиссированными оборками и блестящей золотой отделкой. Её мачеха следовала за ней, поджав губы. Лица у обеих раскраснелись.

– Ну? – резко спросила Фелисити. – Как вам?

– Очаровательно, мисс, – прошептала Элеонора.

– Да, – сказал Чарльз, но голос его звучал жёстко. – Очаровательно.

Фелисити сияла. Её белёсые волосы были уложены в замысловатые кудри. Слои её вызолоченных юбок были отделаны сверкающими бусинами, а в вырезе пенилось кружево. Бриллианты сияли оранжевым, белым и жёлтым, и сам свет, казалось, искрился и изгибался вокруг неё.

Она была похожа на подсвечник.

Весь день Элеонора суетилась вокруг Фелисити – начищала её драгоценности, накручивала ей волосы, тайком купила горшочек с румянами и пронесла их в гостиничный номер. Её пальцы саднило от натягивания шнурков, под ногтями застрял фиксатуар, а сама она провоняла духами Фелисити.

Во всём этом радостном волнении Элеонора совершенно забыла сообщить персоналу отеля, что Фелисити не понадобится ужин. Она даже велела им отправить ужин в комнату после семи часов, вместе со льдом. Фелисити дала ей пощёчину за то, что девушка пролила масло фиалки на платье, и щека всё ещё болела.

Этим вечером мисс Дарлинг ждали на ужин в особняке Гранборо как почётную гостью, и она будет сидеть во главе стола. Элеонора ожидала, что будет сопровождать её – леди ведь всегда нужен был сопровождающий, – и с нетерпением ждала того момента, как сможет уйти на кухню и повидаться с Ифе, ей не терпелось поговорить с подругой вдали от миссис Филдинг. Но Фелисити, заметив блеск в её глазах, заявила: «Твои услуги мне не понадобятся, Хартли» – и смотрела, как сникло отражение Элеоноры в зеркале.

Вместо камеристки Фелисити должны были сопровождать её родители, которые ждали дочь в холле. На полпути вниз по лестнице Фелисити замешкалась. Затянутые в перчатки руки стиснули атласные юбки, но в следующий миг она уже гордо расправила плечи и направилась в вестибюль.

Когда Элеонора вернулась в комнату Фелисити, ужин уже ждал на тарелке под сверкающей серебряной крышкой-клошем, и лёд был убран под стул. Девушка подняла крышку, и в клубах ароматного пара перед ней возникла пара бараньих котлет. Она села, положила на колени салфетку и разгладила. Может, и хорошо, что Фелисити решила повредничать. Теперь Элеонора могла позволить себе один прекрасный час.

Она села за стол Фелисити, в кресло Фелисити и съела ужин Фелисити. Она приняла горячую ванну, используя всевозможные мыла и лосьоны из разнообразной коллекции Фелисити. Она стояла перед гардеробом Фелисити в одной сорочке, завязывая волосы лентами Фелисити и держа в руках одежду Фелисити. Как же хорошо было касаться нежной ткани, которую не нужно было зашивать и чинить!

Но вот час закончился, и Элеонора снова оделась в своё простое шерстяное платье. Она сложила грязные тарелки и приборы у двери в чужую комнату и открыла окна, чтобы выпустить запах баранины. Затем девушка убрала платья и ленты, спрятала банные принадлежности и разгладила вмятину на матрасе Фелисити. Глаза у неё жгло.

Чтобы почувствовать себя лучше, Элеонора открыла свой потрёпанный чемодан и примерила туфли, на которые потратила первое желание. Они сидели на ногах идеально, хоть и выглядели немного странно в сочетании с грубым тёмным платьем. Потом девушка снова спрятала их. Не хотелось испортить эти туфельки, ведь они обошлись ей так дорого.

Пробило десять. Фелисити могла вернуться в любую минуту. В распоряжении Элеоноры не было даже книги, чтобы занять себя, – перед отъездом она не успела заглянуть в библиотеку. Нехватка книг зудом отзывалась в мыслях, делая девушку беспокойной и нервной. Всё, что она могла, – это прижать к щеке лёд и ждать.

Боль слабела, но кожу всё равно жгло. Чарльз никогда не узнает – Фелисити будет держать Элеонору подальше от него, пока следы от пощёчин не исчезнут. Ну а увольнение девушки было лишь вопросом времени – Фелисити уже начала присматривать другую горничную. И когда Элеонора окажется на улице – на кого она сможет положиться?

Ни на кого – только на себя саму и, возможно, на черноглазую женщину. Незнакомка то и дело пробиралась в мысли Элеоноры, сказочные и вместе с тем – совершенно реальные. Желания, которые исполняла черноглазая, сбылись. Элеонора могла загадать ещё, но тогда кто-то умрёт. Риск того не стоил.

Не в первый уже раз девушка подумала, как мало на самом деле знала о черноглазой. Элеонора понятия не имела, как та оказалась заключена в книге – вроде как джинн из лампы Аладдина? И девушка даже не знала, кто она такая, только предполагала, что черноглазая, наверное, была демоницей. В конце концов, она ведь сошла со страниц «Фауста», и Элеонора не могла придумать никого другого, заинтересованного в торговле душой. Но что-то не складывалось. Как тогда Элеонора могла ступить на святую землю?

Девушку буквально переполняли вопросы. Она откашлялась. Звуки в отеле начали таять ещё пару часов назад – шаги на лестнице, шум подъезжающих к входу кэбов и дилижансов, звук открывающихся и закрывающихся дверей, – но теперь они казались тише.

– Ты здесь?

Молчание.

– Я бы хотела поговорить с тобой. Ты можешь… выйти?

– Если ты настаиваешь, дорогая.

Тени сместились. Черноглазая женщина совершенно неподвижно стояла там, где только что не было ничего, кроме темноты. Спинка стула превратилась в выпуклости её юбок, острый край угла стал одной из линий её шали.

Незнакомка села за стол, аккуратно сложив руки. Что-то в её походке казалось неправильным – каждый шаг был чётко выверенным, точным. Это напомнило Элеоноре о том, как она впервые увидела Фелисити. Мисс Дарлинг ходила как манекен, словно боялась что-нибудь опрокинуть. Черноглазая была настолько же механически точна и аккуратна, словно двигаться привыкла не от природы, а из тщательных наблюдений за другими. Элеонора вздрогнула, подумав, сколько же времени незнакомка наблюдала.

– Я хотела извиниться, – проговорила девушка, стараясь не обращать внимания на щекочущее жжение где-то сзади шеи. – В последнем нашем разговоре я была ужасно грубой.

Черноглазая милостиво кивнула:

– Всё в порядке, моя дорогая.

– Ты скажешь мне, как тебя зовут?

Незнакомка улыбнулась своей пустой улыбкой:

– Ты можешь называть меня Элис. Или, если хочешь, Эммелиной.

Элеонора снова вздрогнула. Имя её матери… и имя миссис Пембрук. Услышать их из уст черноглазой было больно. И стул вдруг превратился в край железной кровати, вдавливающейся в спину.

– Но это ведь не ваши имена, – тихо заметила девушка.

Незнакомка развела руками:

– Но могут стать моими. Надеюсь, со временем ты научишься думать обо мне так. Я искренне, всем сердцем забочусь о твоих интересах.