– О, все как обычно. Завтра у нас дома будет вечеринка, отметим сочельник, а потом поедем в дом мистера и миссис Саллис в Сассексе до Нового года.

– Как-то, похоже, вы не испытываете большого восторга от поездки к тестю, – заметила Грета.

– Да? Господи. Вот и Вероника говорит то же самое.

– Вы не любите Рождество?

– Раньше любил, когда был маленьким, но теперь это стало какой-то сплошной чередой общения с людьми, которых я скорее недолюбливаю. Думаю, если бы у нас были дети, все было бы по-другому. Ну, в смысле Рождество же на самом деле для них, верно?

– Да, – согласилась Грета. – А у вас… В смысле вы с миссис Пикеринг планируете иметь детей?

– Мне хотелось бы думать, что да, когда-нибудь, но моя жена не особо стремится к материнству, – вздохнул Джеймс. – Но расскажите мне что-нибудь о себе.

– Да тут особо нечего рассказывать.

– Конечно же у такой привлекательной и интеллигентной леди, как вы, есть джентльмен на примете?

– Нет, в настоящий момент я одинока.

– Мне трудно в это поверить. В том смысле, что, если бы я был одинок, я бы не смог перед вами устоять. – Он отпил свой коктейль и посмотрел на нее поверх края бокала.

Грета, у которой зашумело в голове от спиртного, покраснела и поняла, что ей очень нравится его внимание.

– А что вы делали во время войны? – спросила она.

– У меня астма, так что в армию меня не взяли. Вместо этого я работал в Министерстве обороны в Уайтхолле, а по ночам готовился к экзаменам на адвоката. Как только я их сдал, в день Победы мистер Саллис сделал меня младшим партнером, – сказал Джеймс.

– А то, что вы были его зятем, вам помогло?

– Конечно же помогло, но вообще-то, как вам известно, я очень неплохой адвокат, – улыбнулся он, добродушно воспринимая ее шпильку.

– О, я ни секунды в этом не сомневаюсь. А как вы встретили свою жену?

– В одной компании незадолго до войны. Я только что окончил Кембридж. Вероника заметила меня, и… – Он рассмеялся. – Если честно, Грета, у меня шансов не было.

Они замолчали. Грета осмысливала полученную информацию.

– Думаю, я не очень-то ей понравилась. Она сказала, что я неопрятна и что у меня акцент.

– Грета, это просто ревность. Вероника уже не так молода и недолюбливает всех, кто моложе. А уж особенно таких хорошеньких, как вы. А теперь, боюсь, я должен вас оставить. Наша вечеринка начнется через пятнадцать минут, и, если мне дорога жизнь, я не должен опаздывать. – Он оплатил счет и вручил Грете несколько монет. – Вот, возьмите такси домой, хорошо?

Они встали, прошли через лобби и вышли на улицу.

– Мне было очень хорошо, – сказал он. – Может быть, как-нибудь вечером вы поужинаете со мной?

– Может быть.

– Ну что ж, счастливого Рождества, Грета.

– И вам, Джеймс.

Он помахал ей рукой и быстро зашагал по тротуару. Швейцар отеля поймал Грете такси, и она села в него. По дороге она позволила себе прокрутить в памяти их разговор. Джеймс казался ей очень привлекательным, и не было сомнений, что это чувство было взаимным. Она так давно не была в обществе мужчины, которому нравилась бы. На несколько секунд Грета вообразила, что Джеймс обнимает и целует ее… и тут же резко заставила себя остановиться.

Даже думать об этом было безумием. Он был женат. Мало того, он был ее работодателем.

Но даже при всем этом, когда она лежала ночью в своей постели одна, ее тело горело от желания. И Грета поняла, что навряд ли сможет удержаться от соблазна, если он перед ней возникнет.

13

Все рождественские праздники Грета очень старалась выбросить из головы все мысли о Джеймсе и сосредоточиться на том, чтобы у ее дочки было самое лучшее Рождество. Рождественским утром лицо Чески, разворачивающей многочисленные подарки, было буквально картиной чуда. Среди подарков была и кукла из «Хэмлис», которая открывала и закрывала глаза. Потом к ним пришла Мейбл, на обед был жареный цыпленок, и день прошел очень весело. Но после того, как Мейбл ушла, а Ческа легла спать, Грету охватило ощущение пустоты. Она посмотрела на звезды и прошептала своему утраченному сыну: «Счастливого Рождества, Джонни, где бы ты ни был».

На следующий день они с Ческой пошли смотреть «Питера Пэна» в театр «Скала».

– Вы верите в фей? – кричал Питер Пэн.

Изо всех сил стараясь спасти фею, Ческа вскочила с кресла.

– Да! Да! – кричала она, так же как и все остальные дети.

Грета смотрела на личико своей дочки больше, чем на сцену. Это зрелище утешало ее сердце и придавало смысл всем ее жертвам.

Когда после Нового года она снова вышла на работу, Джеймс еще не вернулся из загородного дома.

Через неделю, когда он вошел в приемную, у нее замерло сердце.

– Привет, Грета. С Новым годом, – сказал он, зашел в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Разочарованная Грета весь вечер потом спрашивала себя, уж не померещился ли ей тот вечер в «Атенеуме».

Через десять дней у нее на столе зазвонил телефон.

– Алло, Грета, это Джеймс. Мистер Джарвис уже пришел?

– Нет, он только что звонил и сказал, что немного опоздает.

– Отлично. Да, и кстати, заняты ли вы сегодня вечером?

– Нет.

– Тогда позвольте мне пригласить вас поужинать, как я вам обещал.

– Это будет очень мило.

– Хорошо. В шесть у меня встреча, так что подождите меня там, пока я не закончу.

С бьющимся от возбуждения сердцем Грета быстро позвонила Мейбл, которая сказала, что готова посидеть с Ческой, и вечером, когда встреча Джеймса закончилась, они вместе пошли на Джермин-стрит, сразу за углом.

Они зашли в уютный ресторан, их усадили за стол при свечах и вручили меню в кожаной обложке.

– Принесите бутылку «Сансерре», пожалуйста. И блюдо сегодняшнего дня. Сюда стоит ходить именно ради этого, – сказал он с улыбкой, когда официант отошел. – И у меня для вас кое-что есть. – Он порылся в кармане пиджака и вынул красиво перевязанный пакетик, который протянул ей. – Маленький запоздалый подарок на Рождество.

– Господи, Джеймс, вы не должны были…

– Ерунда. Мне самому этого хотелось. Ну же, открывайте.

Грета послушалась. Внутри, в коробке из «Хэрродс», был шелковый шарф с ярким узором.

– Спасибо, он такой красивый.

За ужином они болтали, причем сперва Грета больше слушала. Но по мере того, как прекрасное вино проникало в нее, она начала расслабляться – хотя все равно помнила, что должна не терять