Не то чтобы он находил эти качества непривлекательными – совсем даже наоборот: прежде чем стать консультантом по подбору персонала, Алисон тоже была раскованной и дерзкой, а также, несомненно, перевернула его ограниченную жизнь вверх тормашками и так далее, и тому подобное, уж на несколько-то лет точно. Просто он сознавал, что в реальной жизни поведение в стиле романтической комедии может наскучить, причем довольно быстро. В таком поведении было что-то самоуверенное и разрушительное, что-то от театра, притворства – развлекаться, но в то же время понимать, что развлекаешься.

– А вы и правда умеете танцевать, мистер Маккуин! – воскликнула Нора, задыхаясь, сквозь компьютерную кавер-версию «Get Down On It».

– Три года чечетки, – ответил он, а затем, повинуясь могучему желанию восстановить хотя бы мизерное количество своей мужественности, оглядел зал в поисках чего-нибудь, где можно подраться, погонять или пострелять.

Стивен заметил его в глубине зала, куда отправляют умирать старые игральные автоматы: «Завтрашнее Преступление», стрелялка от первого лица, основанная на кассовом хите Джоша Харпера двухлетней давности. На экране вполне правдоподобное компьютерное воплощение Джоша в роли Умника Новичка-Полицейского Отто Декса, в длинном черном кожаном пальто, расстреливало смертоносных киборгов-убийц в Мегаполисе‑4.

Нора и Стивен переглянулись, широко раскрыв глаза.

– Хочешь сыграть?

– Конечно, – ответил Стивен, бросая монетку в щель и подтягивая и нацеливая большое красное пластиковое ружье.

– Знаешь, что я думаю? – вступил в разговор из игровых динамиков Джош в роли Отто Декса.

– Скажи мне, Джош, милый, – отозвалась Нора.

– Я думаю, пора надрать каким-нибудь киборгам задницу.

Вскоре выяснилось, что надирание задниц киборгам не входит в число суперспособностей Стивена. Не помогали даже понукания Норы: гадов просто было, по словам Отто, «слишком, блин, много», и еще до окончания игровой минуты компьютерный Джош зажал грудь, упал на колени и сполз на землю. «Да ладно, кто хочет жить вечно?» – простонал Отто Декс на последнем выдохе.

– И… какие ощущения? – спросила Нора, ладонь которой лежала на спине Стивена.

– От чего?

– От бытия моим мужем.

– Ощущения… отличные, – ответил Стивен, сдувая воображаемый дымок со своего пластикового игрового пистолета и ставя его обратно в гнездо.

Позже Нора и Стивен медленно шли обратно, в сторону театра. Явно следовало постараться, дойдя до цели, не отпустить шуточки о гигантском рекламном щите с Джошем, нависающем над Шафтсбери-авеню, но довольно трудно пройти мимо тридцатифутового изображения вашего собственного мужа в плотно облегающих кожаных штанах и совсем ничего не сказать. Нора остановилась на углу Уодо-стрит, напротив театра, и уставилась на афишу.

– Эта штука меня всякий раз бесит, – поморщилась она. – Как будто бог глядит на тебя сверху вниз или что-то в этом роде.

– Бог в белой блузке с пышными рукавами.

– Бог с накачанными грудными и брюшными мышцами. Бог с абонементом в тренажерку.

– Наверняка в ясный день можно разглядеть его соски с колеса обозрения «Лондонский глаз».

Нора рассмеялась:

– Что бы я не отдала иногда за банку с аэрозольной краской и стремянку. К твоему сведению, этот бугор на его бриджах – определенно заслуга ретушера.

– Правда?

– Совершенно точно. Вероятно, Джош подкупил ребят, которые делают афиши. – И тут Нора весьма точно изобразила Джоша: – «Больше! Йа, блин, хачу, штоб эта хреновина была больше!» Что смешного?

– Обожаю, как американцы передразнивают странные английские акценты, вот и все.

– Закрой свою чертову варежку!

Они пересекли Уодо-стрит и встали у служебного входа.

– А… ты не хочешь подняться и посмотреть, нет ли там Джоша?

– Нет, по-моему, сегодня днем Джоша у нас было вполне достаточно. Передай ему мою любовь. И думаю, нам надо повторить, и поскорее, да?

– Я – с удовольствием, – ответил Стивен и понял, что с еще большим удовольствием поцеловал бы ее, и наклонился над ней, но внезапно вспомнил о тридцати футах Джоша, возвышающихся над ним, и рапире, нацеленной ему в макушку, и просто потерся щекой о Норину щеку.

Это выглядело скорее как утешительный жест – что-то такое проделывают с полусумасшедшей тетушкой на похоронах – и Нора немного напряглась и поспешно пошла прочь, к метро.

Стивен расписался у служебного входа и направился в гримерную Джоша. Он решил рассказать ему об этом дне прямо сразу – конечно, не о том, что влюбляется в его жену, но о том, что виделся с ней: лучше вести себя честно и открыто, подчеркнуть платоничность отношений. Он остановился на ступеньках перед дверью гримерки Джоша, услышал громкую классическую музыку, легонько постучал, а потом толкнул дверь.

В классическом фарсе есть две стандартные комические реакции на ситуацию, когда входишь в комнату и видишь то, что для тебя не предназначалось: быстрый удивленный взгляд и долгое ошеломленное глазение. Стивен выбрал второе. В общем-то, он даже не сразу сумел разобраться в происходящем: где что чье. Максин, совершенно голая, за исключением высоких сапог со шнуровкой, которые полагались ей по роли в спектакле, сидела верхом на стуле, спиной к Стивену и лицом к окну, положив одну ногу на стол. С того места, где стоял Стивен, казалось, будто она отрастила еще одну пару ног. Иллюзия была бы идеальной, если бы не тот факт, что третья и четвертая ноги были заметно более мускулистыми и волосатыми, чем ее собственные, а колени и стопы развернуты в другую сторону. Скоро стало очевидно, что вторая пара ног принадлежит Джошу. Лицом он глубоко зарылся в грудь Максин, но остальная его часть была видна практически вся – в большом зеркале, снятом со стены и прислоненном к кушетке для дополнительного визуального удовольствия участников.

Застыв в дверях, Стивен вдруг понял, что: а) на самом деле, помимо тщательно задавленного детского воспоминания о собственных родителях в кемпинге в Бретани, он никогда не видел других взрослых в процессе соития, и б) в общем и целом это неплохая штука. И тем не менее вся картина была уж слишком биологической, слишком грязной и интимной; при этом она рождала у тебя такое чувство, будто ты наблюдаешь за тем, как кто-то ковыряет нитью в чужих зубах. Он остро чувствовал себя третьим лишним, и, словно нарочно, чтобы сделать ситуацию настолько недвусмысленной и гадкой, насколько возможно, у него в ушах зазвучали слова Максин.

Низким, бездыханным шепотом с итальянским акцентом она твердила:

– О, лорд-а, Байрон, вы та-а-а-ак хороши-а…

На что лорд Байрон отвечал:

– Ты такая знойная, Консуэла…

…и Стивен понял, что они занимаются сексом в образе, что это сексуальное применение Метода, и классическая музыка тоже. Учитывая исторический контекст, использование Джошем слова «знойная» выглядело некоторым анахронизмом, и разве Консуэла – не испанское имя? Стивен подумал, что указать на это было бы невежливо, и решил осторожно попятиться и выйти из комнаты. Но когда он потянулся к дверной ручке, стул, которым дверь была неэффективно подперта, грохнулся на пол и спинкой заблокировал путь к бегству, заперев непрошеного гостя в комнате, вдруг показавшейся очень, очень маленькой.