Пора бы уже спросить с Бурнашева, гарантировавшего порядочность своего протеже…

В этом месте Рассохин отмел свои подозрения, вспомнив о копиях документов, спрятанных в тайник, устроенный в лодке: Галицын бы ни за что не оставил драгоценные и компрометирующие его бумаги. Все-таки их с мотористом кто-то или взял в плен, или пустил на дно…

— У Скуратенко было оружие? — спросил он участкового.

Тот писал протокол осмотра и намек уловил сразу.

— Симоновский карабин у него… Я тоже подумал: может, они представление устроили? Полкан этот ваш борзой, Скуратенко тоже, на ходу подметки режет… Слышал, в таких кладах и золото есть. Украшения всякие фамильные, царские десятки… Староверы-то по Карагачу именитые были, богатые. Говорят, тайными тропами гнали пушнину московским купцам, которые их веры. Во была теневая экономика! Только одного не могу понять: как ваш полковник так сразу точно эти клады нашел? И на такой глубине? Места знал?

Кажется, и Гохман подхватил заразную бациллу.

— С помощью специального прибора, — уклончиво объяснил Рассохин.

— Миноискателя? Да ладно тебе, он на два вершка всего и берет! И то железяку с кулак. Знаю я…

— Сейчас есть такие аппараты, берут и глубже…

— Вот бы раздобыть! — мечтательно проговорил Гохман. — Я тоже одно место знаю, кержаки жили…

Стас не стал посвящать его в тонкости поискового дела и объяснять, что клады могут быть только в тех скитах, монастырях и становищах, откуда в тридцатых проводили насильственное сселение старообрядцев. В иных случаях они бросали все наживное — скот, пчел, зверовые ловушки, домашнюю утварь, дома и уходили на новые места, унося с собой святой источник, откуда черпали вдохновение и истинность своей веры — не правленые «проклятыми антихристовыми» никонианами книги, называемые в среде советских археографов крестьянскими библиотеками. А полный «круг чтения» у этих страстных книгочеев насчитывал до сорока томов…

Незаметно для глаза вода в Карагаче спадала, нос приткнутой к берегу лодки за ночь оказался на суше, и следовало спешить, хотя оставалась надежда, что заломы еще стоят на подпоре и держат достаточно высокий уровень. Пробиться сквозь Коренную Сору оказалось еще труднее: до чистой воды шли в основном на шестах и веслах, только изредка включая мотор. Пока толкались через джунгли, солнце поднялось в зенит, а до Красной Прорвы было часа три хода — это если срезать крупные меандры. Гохман мотор жалел, шел на средних оборотах по основному руслу, но уже на редане. Река лишь дважды подходила к материковым берегам с высокими песчаными ярами, и оба раза участковый медленно проезжал вдоль круч, как вдоль контрольно-следовой полосы, чтобы посмотреть свежие следы причаливания. Но похоже, Галицын слишком спешил, чтобы распивать чаи под кронами боровых сосен.

Возвышающийся берег урочища Красная Прорва можно было увидеть только с большой воды, и добираться до него следовало через залитую болотистую пойму цепочкой мелких озер, соединенных замысловатыми протоками. Полковник должен был найти среди разливов вытекающий из ближнего озера исток, поставить возле него приметную вешку, чтоб потом отыскать ее в межень и подниматься дальше. Вешку Рассохини не обнаружил, зато в глаза бросились свежие порубы ивняка, нависшего над истоком. Скуратенко очень хорошо знал Карагач, ибо отыскать в однообразном прибрежном кустарнике узкий проход мог человек, не раз тут бывавший. Гохман осторожно въехал в исток и прибавил оборотов: затопленные берега проток и ленточных озер оказались густо заросшим высоким болотным кедром и пихтачом, в узких местах кроны которого смыкались, образуя сумрачные гроты. Кержаки умели выбирать потаенные места для своих поселений и скрытные подходы к ним, вот только не учли аэроплан…

Участковый еще издалека точно определил место, где причаливалась лодка Скуратенко, и подогнал свою туда же.

— Прибыли, — устало заключил он и зачем-то перетянул на грудь всю дорогу болтавшийся за спиной автомат. — Пойдем хоть ноги разомнем.

На Красной Прорве было когда-то монастырское поселение, то есть сюда уходили доживать свои годы престарелые старообрядцы, принимая на себя нечто вроде схимы. При них обычно жили один-два молодых, но с каким-нибудь физическим изъяном кержака, не нашедших себе пары или не могущих жениться, которые выполняли всю тяжелую работу. По архивным данным штаб-ротмистра Сорокина, найденным в Омске, здесь постоянно проживало до трех десятков мужчин и женщин преклонного возраста, это не считая тех, кто приходил сюда на лечение: многие старики и старухи вполне успешно занимались врачеванием. Рассохин читал в деле записку томского благочинного, который жаловался, что староверы из некоего монастыря на Красной Прорве распускают слухи о чудесном излечении всех, кто к ним приходит, и сей ересью смущают православное население, вводят в заблуждение и наносят вред церкви. А сами, де-мол, обезумели, прячась по лесам, творят непотребную бесовщину, якобы изгоняя из хворых нечистую силу, и подлежат строгому наказанию.

Вероятно, жандармы впервые слышали об этом монастыре, поэтому долго вели розыск, где находится Красная Прорва, и когда отыскали, то под видом болящего, но с реальной язвой желудка, послали своего филера. Тот вернулся через полгода совершенно здоровым и отписался, что кержаки и в самом деле пользуют страждущих какими-то своим снадобьями, но при этом вынуждают жить по их уставу: спать всего три часа на голых досках или еще хуже — подстелив осоку под голое тело, а все остальное время трудиться — так они называли молитвы, ловить рыбу, ухаживать за пчелами или работать на огороде. Что касается бесовства и ложного чудотворства, то их проявления имеются: например, филер сам видел в монастыре мирскую восьмилетнюю девочку, которую привели откуда-то с Оби. В паровой молотилке ей оторвало четыре пальца на левой руке, и вот теперь их отращивают: каждый день руку, слой за слоем, намазывают сначала кедровой живицей, потом какой-то особой глиной, замешанной на крови животных, пока искалеченная кисть не превратится в колотушку, Девочка по многу часов стоит перед деревом и крестится этой рукой, читая шепотком молитвы, коим научили ее кержачки, а на утро глину размачивают, снимают, и все повторяется, если охотники подстрелили птицу и есть свежая кровь. И пальчики отрастают — из культи вышло по две фаланги каждого. Это как раз и есть явная бесовщина, поскольку от одних лишь живицы и глины с кровью ничто отрасти не может. А убогий кержак, живущий при монастыре, хвастал, что старцы и старицы способны отрастить любую часть тела, и случалось, даже усопших воскрешали, когда была на то Господня воля…

По сведениям того же филера, на Красной Прорве стояло два келейных общежития — мужское и женское, странноприимная изба, молельный дом, трапезная и две бани на озерах — для монахов и мирских отдельно. По всей видимости, все постройки были сожжены карателями, но за прошедшие годы пожарище затянуло мхом, а кедровки засеяли поляну семейками прогонистых, более похожих на кусты, молодых кедров. Реликтовый бор, который так и не достали лесорубы, обрамлял мыс и склоны высокого увала полосой в полтора километра. За ним начиналось верховое болото с угнетенной сосной, а затем чистое, ленточное, с многочисленными озерами, скрытыми под плавучими берегами, вспухшими, незамерзающими торфяниками — преграда, которую не преодолеть ни летом, ни зимой. Рассохин бывал здесь дважды еще в семидесятых и каждый раз испытывал чувство, что попал на необитаемый остров, где время и пространство становятся понятиями относительными и абстрактными.