прямо по его курсу, и до того без особого успеха пытавшиеся пристреляться по японскому броненосцу, теперь спешили убраться с его дороги.

Капитан Федотов наблюдал за маневрами разбегавшихся в стороны канонерок с немалым облегчением. То, что со стороны могло казаться неостановимой атакой набравшего разбег берсерка, на деле было следствием неисправности рулевой машины. Выведенная из строя сотрясением от разрыва десятидюймового снаряда с «Цукуси» и воздушных баллонов торпед кормового аппарата, она упорно отказывалась работать, игнорируя все усилия механиков. Перемоловший японские «старую» линию и минные силы фрегат уже довольно долгое время не управлялся, и только старания артиллеристов позволяли ему расправляться с постоянно «попадаюшимися под ноги» врагами. Маневрировать с помощью машин пока не было ни возможности, ни необходимости — всё шло и так неплохо. Заложенная конструкторами огромная огневая мощь компенсировала выявившуюся недостаточность бронирования: никто просто не мог продержаться под огнём батареи и многочисленных башен достаточно долго, чтобы нанести фрегату непоправимый урон.

Японские крейсера тоже пока ещё держались, но для них всё было гораздо хуже: избиваемый в упор четыремя восьмидюймовками и шестидюймовкой «Такачихо» ещё сохранял плавучесть, но уже утратил боеспособность. Палубные шестидюймовки и противоминный калибр ещё пытались отвечать, но добиться попаданий в условиях разгорающихся пожаров, сотрясения корпуса и застилающих всё клубов дыма уже не могли. Наводчики кормовой 26-сантиметровки попросту вообще не видели ничего. «Нанива» ещё стрелял с обоих бортов, даже иногда попадая по «Нахимову» и «Мономаху», но под сконцентрированным обстрелом русского флагмана и «Памяти Азова» и его огонь начал ослабевать.

Артиллеристам «Фусо» и вовсе было нечем похвастаться — ни главный, ни средний калибр с начала боя не дали ни одного попадания. Хоть какого-то толка добилась разве что картечница Норденфельда с боевого марса, и между многоствольными малокалиберными пушками двух сошедшихся кораблей завязалась интенсивная дуэль. Впрочем, это вообще ничего не решало. Казематному броненосному корвету предстояло продержаться против многобашенного фрегата, и вся надежда была на полный броневой пояс, способный отразить русские снаряды — превосходство «Нахимова» в артиллерии было абсолютным.

Николай чувствовал себя уже совершенно «в своей тарелке», управляя огнём левой стороны шестидюймовой батареи. Японский броненосец был в секторе обстрела всех орудий, первый же залп вызвал обширный пожар на его корме, и теперь оставалось только методично разрушать всё, что было на нём выше броневого пояса. Это было, конечно, не так увлекательно, как разносить в клочья миноносцы, но определённое удовольствие всё-таки приносило. Разве может не быть приятно видеть, как выпускаемые по твоему приказу снаряды разрывают борт вражеского корабля, как разлетаются в стороны куски металла, вспыхивают один за другим пожары, и всё это окутывается облаками дыма? Благо, теперь у Николая был отличный английский морской бинокль, взятый Дубасовым в трофей на «Чиоде», и подаренный при случае цесаревичу. Команда «Нахимова» была выучена куда лучше, чем на «Азове», а сам Николай уже изрядно набил руку в управлении стрельбой. Старый броненосец, тем не менее, держался.

Наконец «Нахимов» догнал его, привёл на траверз, и перешли на бронебойные. Конечно, из пушки с расстояния в неполную версту невозможно гарантировать, что ты попадёшь точно в ватерлинию — даже на суше, из винтовки и с упора, это вряд ли удастся гарантировать без оптического прицела. Речь шла скорее о том, что если уж попадёшь (и не вообще в корабль, а именно в пояс или каземат), то при некоторой удаче броня, возможно, будет пробита… и при ещё большей удаче, будет повреждено и что-нибудь за ней. Разносить фугасами небронированный борт было куда увлекательнее и, как начал вскоре подозревать Николай, эффективнее: попадания бронебойных оказывали совсем немного видимого действия. Даже уложив четыре снаряда в залпе в ватерлинию под самый каземат, он не добился вообще ничего. Очевидно, точка приложения усилий была выбрана неверно.

Николай распорядился изменить горизонтальную наводку, рассчитывая при удаче взломать броню противника ближе к корме. Наверху раздался грохот залпа левой башни, наконец развернувшейся на борт, и поймавший два восьмидюймовых снаряда броненосец заметно вздрогнул. Облако дыма опять закрыло всё для кормовой части батареи, но это уже никому не мешало: цесаревич корректировал огонь от носового орудия, а комендоры остальных пушек просто старались в точности и немедля выполнять его приказы. Как ни странно, это работало.

1 Около 55 километров в час

2 Дубасов до того считался ярым сторонником торпедного оружия и таранной тактики, полагая артиллерию недостаточно эффективной для быстрого уничтожения неприятеля

3 Описание атаки миноносца №4 стало широко известно благодаря целому ряду обстоятельств. Многие находили потом значительное сходство между ним, и главой «Сын Грома» в произведении Г. Г. Уэллса «Война миров»

Дубасов тем временем распорядился начать новый маневр, и русские фрегаты ещё раз повернули, охватывая остатки японской «новой» линии с хвоста, и открыв огонь левым бортом по «Цукуси» и подтягивающимся к нему японским канонеркам. Как известно любому школьнику, многократно повторяющееся избиение с однозначным результатом прочищает любые мозги и ломает любое сопротивление. Начав получать удары шестидюймовыми «кулаками», японские канонерки предпочли уклониться от сближения, и двинулись назад в сторону гавани Симоносеки, под защиту береговых батарей. Русские пока оставили их в покое, всаживая залп за залпом с правого борта в «Наниву» и продолжающий полыхать полуразрушенный «Такачихо». Японский флагман потерял управляемость и покатился вправо, постепенно замедляя ход. Артиллерия его уже практически замолчала. «Нанива» ещё продолжал сражаться, пытаясь его прикрыть и получая удары в оба борта, но было понятно, что долго ему не продержаться.

Избавившись от преследователей из японской «новой линии», капитан Федотов уравнял скорости с «Фусо», и теперь наблюдал за безответным разрушением броненосца. Батарея, кажется, самовольно вновь перешла на фугасные снаряды, вызвав сильнейший пожар у него на юте, и теперь разламывая точными залпами его носовую часть. Посланный было вестовой вернулся со