Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дремучий лес
Автобус проехал улицей, выбрался из посёлка и, переваливаясь с боку на бок, потащился по дороге.
Показалась кучка деревьев.
— Мама, это и есть дремучий лес? — спросил Вовка.
— Это? — удивилась мать. — Это берёзки, рощица.
— А там?
— Орешник.
Но Вовке не терпелось. Каждые пять минут он вскакивал и спрашивал:
— А это дремучий?
— Дремучий! — сдалась наконец мама.
В дремучем лесу стоял ларёк с квасом.
Что больше миллиона?
Наконец автобус выбрался с просёлка на асфальт.
Начались ленинградские пригороды.
Розовые, зелёные, голубые домики стайками побежали за окном.
Толстая пассажирка в цветастом платье, которая сидела рядом с мамой, наклонилась и спросила:
— Вы, милочка, до Иркутска?
— Да.
— Очень удобно. Как сядете, так до самого Иркутска и долетите. Одна посадка в Свердловске. Залезете в самолёт и можете спать. Я всегда сплю.
— До Иркутска, кажется, шесть тысяч километров?
— Наверно.
Толстая пассажирка вздохнула и уселась поудобнее.
— Мама, тысяча — это много? — шёпотом спросил Вовка.
— Много.
— А миллион больше?
— Больше.
Пассажирка, хотя её никто не спрашивал, пояснила:
— Миллион — это тысяча тысяч. Очень много. Больше миллиона, считай, ничего нет.
Вовка прижался носом к окну и затих. Толстая пассажирка ему не нравилась.
Немного погодя он громко объявил на весь автобус:
— А я знаю, что больше миллиона.
— Что? — удивилась пассажирка.
— Несчитанное количество!
Аэропорт
В аэропорту было людно.
Мама перетащила чемоданы из автобуса в зал ожидания, заняла очередь сдавать багаж.
Вовке понравился зал. Он был высокий. На потолке, над головами людей, мчались сложенные из разноцветных камешков самолёты. Щёлкало и скороговоркой объявляло рейсы радио. Ползла вперёд очередь.
Вместе с очередью ползли два маминых чемодана. Вовка упирался ладонями в их матерчатые бока, и чемоданы, подскакивая на кафельных плитах, двигались вперёд.
В стороне, у барьера, за которым стояли весы с огромным круглым циферблатом, сидела на чемодане девочка в капоре.
Вовке надоело двигать чемоданы, и он подошёл к ней.
— Давай играть, — сказал он.
Девочка надулась:
— Не хочу.
Вовка вернулся к маме.
Впереди мамы хлопотала около узлов старушка.
— Моя, моя сейчас очередь, — сказала старушка и обратилась к девочке: — Катя, помоги поднять узелок.
— Ты мне обещала слойку, — сказала девочка и не торопясь начала слезать с чемодана.
Мама помогла старушке.
— Рубль сорок копеек, — сказала приёмщица. — Вот квитанция.
Старушка забренчала мелочью.
— Катя, — снова сказала она, — посмотри, это рубль?
Девочка полезла пальцами в старушкину ладонь, и тотчас же по кафельному полу со звоном разбежались монеты.
— Какая ты, право, неловкая! — с досадой сказала старушка.
— Слойки в том буфете, — сказала девочка.
Мама и Вовка собрали монеты. Старушка сказала спасибо, заплатила за багаж и, бормоча: «Безрукая ты, право», увела девочку.
— Ваша очередь, — сказала приёмщица.
— Мама, а я с девчонкой ни за что не хотел бы ехать, — шепнул Вовка.
— Да, да, да, — ответила мама, — три места до Иркутска, рейс номер сто семь… Вова, мне некогда, помоги поставить чемоданы.
«Рейс сто седьмой на посадку!» — объявило радио.
Пассажиры цепочкой двинулись через двери аэровокзала на лётное поле.
Вовка сделал шаг и остановился. На том месте, где недавно стояли старушка с девочкой, тускло блестел полтинник.
Вовка поднял его и оглянулся. Старушки нигде не было видно.
Сунув монету в карман, Вовка бросился догонять маму.
Глава вторая
В САМОЛЁТЕ
Летим
Аэровокзал, такой большой и высокий, начал уменьшаться, стал величиной со спичечный коробок и повернулся к самолёту крышей.
— Летим, — сказала толстая пассажирка и сразу уснула.
«Интересно, а она спит», — подумал Вовка и прилип носом к окну.
Над самолётом раскинулось фиолетовое небо. Внизу коричневыми квадратами лежала земля. На горизонте блестела серебряная полоса.
— Море, — объяснила мама. — Мы улетаем от него. А вон, видишь, много крыш, а над ними дым? Это Ленинград. Около него мы жили.
Самолёт набрал высоту.
Коричневые пятна внизу сменились зелёными. Это были леса. В них голубыми змейками вертелись реки. По чёрной, прямой, как карандашная линия, дороге серой гусеницей полз товарный поезд. Над паровозом висел ватный дымок.
«Высоко, а не страшно», — подумал Вовка. Он выпустил из пальцев ручку кресла.
— Мам, а самолёт не упадёт?
— Не упадёт, — недовольно ответила мама.
— А если упадёт, то вниз?
— Вниз.
— И моторы вниз?
— И моторы.
— И люди вниз?
— Ой, какие ужасы спрашивает этот ребёнок! — злым голосом проговорила, просыпаясь, толстая женщина. — Я теперь не засну до самого Иркутска!
— И люди, и моторы — вниз. Один ты вверх полетишь!.. — спокойно ответила мама.
«Нет!» — и он не взял
За Волгой небо пошло синее, в белую облачную крапинку. Леса под крылом машины проплывали какие-то тёмные, суровые. Железных дорог попадалось всё больше и больше. В дыму и огненных заревах вырастали из-за горизонта один за другим заводы.
— Урал! — объявил, входя в пассажирский салон, лётчик. — Скоро посадка.
Заводов на Урале оказалось очень много. Сверху они выглядели настоящими муравейниками. Между цехами взад-вперёд сновали чёрные мурашки-поезда. Палочками торчали трубы.
Была посадка, но Вовка её проспал.
Когда он проснулся, самолёт снова набирал высоту. Толстая женщина больше не спала, грызла сушки и разглядывала по очереди всех пассажиров.
— Здравствуйте! Проснулся! — сказала она. — Опять начнёшь задавать вопросы?.. Ведь надо было придумать! Он что у вас, всегда такой рассудительный?
— Он у меня неплохой, — сказала мама. — Добрый. Ласковый.
— Вас-то слушает?
— Слушает. Вот перед дорогой заладил было: возьму да возьму с собой ежа — поймал где-то. Я сказала: «Нет!» — и он не взял! Очень слушает.
Обе женщины внимательно посмотрели на Вовку.
Вовка покорно засопел и тут же с испугом услышал, как в круглой картонке над его головой зашелестела бумага.
— Через час Иркутск! — объявил, снова войдя в салон, лётчик.
Иркутск
Самолёт пронёсся вдоль посадочной полосы, попрыгал по бетонным плитам и остановился.
Пассажиры начали собирать вещи.
— В крайнем случае, могли бы у меня остановиться, — сказала, обращаясь к маме, толстая пассажирка. — Я тут