Глаза Большой Нанэнн закатились, тело попыталось быловыгнуться на подушках, однако толстые лоскутные одеяла оказались слишкомтяжелыми и не позволили ему приподняться.

Что нам было делать? Иногда, чтобы умереть, человеку нужноцелых сто лет, а иногда это происходит мгновенно. Я в не меньшей степени, чемМеррик, был объят страхом.

Вошел священник и, обогнув всех нас, приблизился к кровати,чтобы взглянуть в лицо больной. Руки старика были такими же сухими ималенькими, как у нее.

– Таламаска... – прошептала старуха. – Таламаска,забери мое дитя. Таламаска, позаботься о нем.

Мне показалось, что я вот-вот расплачусь. За долгую жизньмне нередко доводилось присутствовать у смертного одра. Нелегкая обязанность,но есть в ней нечто безумно возбуждающее. Ужас перед смертью разжигаетволнение, как перед битвой, хотя на самом деле сражение уже подходит к концу.

– Таламаска... – снова прошептала Большая Нанэнн.

Наверняка священник услышал ее слова, но не обратил на нихни малейшего внимания. Проникнуть в его мысли оказалось делом несложным. Онпришел только для того, чтобы совершить необходимый ритуал над женщиной,которую знал и уважал. Алтарь в спальне отнюдь не стал для него потрясением.

– Бог ждет тебя, Большая Нанэнн, – тихо произнессвященник с заметным акцентом деревенского жителя этих мест. – Бог ждет, ас ним, возможно, и Медовая Капля на Солнце и Холодная Сандра.

– Холодная Сандра... – медленно, с натужным хрипомвыдохнула старая женщина. – Холодная Сандра... – повторила она какмолитву, – Медовая Капля на Солнце... в руках Господа.

Происходящее так взволновало Меррик, что девочка в концеконцов расплакалась. Она, до сих пор казавшаяся необыкновенно сильной, теперьпревратилась в хрупкое, ранимое существо, чье сердце готово было разбиться.

– Не трать время на поиски Холодной Сандры, – темвременем продолжила Большая Нанэнн. – И Медовой Капли тоже. – Онакрепче вцепилась в запястье Меррик. – Оставь этих двоих мне. ХолоднаяСандра бросила своего ребенка ради мужчины. Не стоит проливать по ней слезы.Пусть твои свечи горят ради других. Оплакивай меня.

Меррик почти обезумела от горя. Она молча рыдала, склонивголову на подушку рядом с крестной, а та высохшей рукой обхватила девочку заплечи.

– Ты моя радость, – приговаривала старуха, – моямалышка. Не плачь по Холодной Сандре. Холодная Сандра, отправляясь в ад,забрала с собой Медовую Каплю на Солнце.

Священник отошел от кровати и начал тихо молиться, произносяпо-английски «Радуйся, Мария», и, только дойдя до слов «Молись о нас, грешных, нынеи в час смерти нашей», слегка повысил голос.

– Я сообщу тебе, если найду этих двух, – пробормоталаБольшая Нанэнн. – Святой Петр, открой мне ворота. Святой Петр, позволь мневойти.

Но я-то знал, что на самом деле она взывает к Папе Легбе.Возможно, Папа Легба и святой Петр представлялись ей единым божеством.Вероятно, священник тоже об этом догадывался.

Он вновь подошел к кровати. Эрон уважительно попятился.Меррик по-прежнему сидела, зарывшись лицом в подушку и прижав правую руку кщеке старухи.

Священник благословил умиравшую по-латыни: «In NominePatris, et filie, et spiritu sanctum, Amen»*.

Мне казалось, что из приличия нам следует уйти. Какое правомы имели оставаться? Но Эрон не подавал сигнала. Я вновь взглянул на жуткийалтарь и большую статуэтку святого Петра с ключами от рая, очень похожую на ту,что много лет спустя – не далее как вчера ночью – предстала предо мной вгостиничном номере Меррик.

Я вышел в вестибюль и, сам не знаю почему, выглянул воткрытую заднюю дверь – наверное, захотелось полюбоваться на потемневшую поддождем листву. Сердце бешено колотилось. В открытые двери парадного и черногоходов шумно влетали большие капли, оставляя пятна на замызганном деревянномполу.

До меня донеслись громкие судорожные всхлипы Меррик. Времяостановилось – такое ощущение часто возникает теплыми вечерами в Новом Орлеане.Меррик зарыдала еще отчаяннее, и Эрон обнял ее.

Я понял, что старая женщина умерла, и осознание горя словнопослужило толчком к пробуждению.

Впервые увидев Большую Нанэнн меньше часа тому назад,выслушав ее откровения, я был ошеломлен и не мог должным образом оценить ееколдовской дар. Весь мой опыт, приобретенный в Таламаске, носил скореетеоретический характер, так что, столкнувшись лицом к лицу с истиннымколдовством, я был потрясен не меньше любого другого человека.

Мы простояли у дверей в спальню еще три четверти часа.Кто-то сказал, что соседи хотят зайти, чтобы попрощаться.

Сначала Меррик была против этого. Она рыдала, прижавшись кЭрону, и приговаривала, что ей никогда не найти Холодную Сандру и что той давноследовало бы вернуться домой.

* Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь.

Нам всем было мучительно видеть, как страдает ребенок.Священник то и дело подходил к Меррик, чтобы поцеловать ее и ласково похлопатьпо плечу.

Наконец пришли две молодые цветные женщины, обе светлокожие,но с явными признаками африканского происхождения, и принялись готовить БольшуюНанэнн к погребению. Одна из них взяла за руку Меррик, подвела к крестной ивелела закрыть ей глаза. Меня эти две женщины искренне восхитили. И дело былоне только в великолепном цвете их кожи или блеске глаз. Меня поразила ихстаромодная церемонность, простые шелковые платья с украшениями, словнопредназначенные для обычного визита, и торжественность, с какой они совершалиэтот маленький ритуал.

Меррик послушно подошла к кровати и двумя пальцами правойруки опустила веки усопшей. Эрон вышел ко мне в вестибюль.

Потом вышла Меррик и сквозь рыдания спросила Эрона, может лион подождать, пока женщины обмоют Большую Нанэнн и сменят постель. Разумеется,Эрон ответил, что мы сделаем все, как она пожелает.

Мы прошли на другую половину дома, в довольно строгообставленную гостиную. Мне невольно вспомнилась гордая похвальба старухи.Гостиная соединялась аркой с большой столовой, и в обеих комнатах было многочудесных дорогих вещей.

Над каминами, отделанными резным белым мрамором, виселиогромные зеркала, мебель из красного дерева тоже стоила немалых денег.

Кое-где на стенах мы увидели потемневшие изображения святых,а в огромном серванте – изобилие посуды из костяного фарфора, украшенногостаринным узором. Помимо всего в гостиной стояли несколько больших светильниковс тусклыми лампами под пыльными абажурами.