Вагряжский расплылся в широкой улыбке и двинулся навстречу Гурову. Сигару он переместил в левую руку, а правую протянул Гурову и крепко сжал его ладонь.

– Здравия желаю, господин полковник! – с энтузиазмом сказал он. – Вы совершенно правы! Мне, как старому боевому товарищу, следовало бы навещать Машеньку ежедневно, носить ей цветы и ободрять по мере сил и возможностей, но, каюсь, не рискую взять на себя такую обязанность. Тут есть одна тонкость, Лев Иванович… Понимаете, мы, актеры, чрезвычайно болезненно относимся к своему имиджу, извините за выражение. Я более чем кто-либо другой понимаю, что сейчас чувствует Мария. Она, привыкшая быть королевой сцены, недосягаемым идеалом женской красоты, и вдруг в больничном халате, неприбранная, слабая… Нет, я не имею права видеть ее такой, Лев Иванович… Но простите старого болтуна! Я ведь не о том хотел с вами говорить.

– Вы хотели со мной поговорить? – удивился Гуров.

– Именно! – закивал Вагряжский. – Узнал, что вы поехали сюда, – и за вами.

– Даже так? Но что же случилось?

– Скажу откровенно, – понизив голос, признался комик. – Лучшие силы нашего театра на вашей стороне, Лев Иванович. Никто не верит, что вы могли совершить это чудовищное злодеяние. Никто не верит, но… – Он многозначительно поднял палец вверх. – В кабинете следователя все свидетельствуют против вас. Таков человек! Он соткан из противоречий и раздираем страстями. Одним словом, сосуд греха!

– Ну, это вы загнули! – улыбнулся Гуров. – Не думаю, что свидетельство против полковника Гурова может быть отнесено в категорию грехов, тем более если оно по сути своей правдиво… Однако что же мы разговариваем на морозе? Прошу в машину! Тесновато, но зато тепло.

– Отличная мысль! – восхитился Вагряжский. – Только со мной еще спутница, Лев Иванович. – Он покрутил головой и негромко окликнул: – Алла! Иди скорее сюда!

Откуда-то тут же появилась невысокая симпатичная девушка в черной зимней куртке с пушистым белым воротничком. На голове у девушки была кепка с огромным козырьком, придававшая ей отдаленное сходство с мальчишкой-сорванцом. Гуров узнал эту девушку сразу – она была основной свидетельницей скандала в театре.

Алла поняла, что ее узнали, – на скулах у нее заиграл румянец. Она поздоровалась и испуганно посмотрела на Вагряжского, словно ища у него защиты.

– Прошу в машину! – повторил Гуров.

Они уселись. Алла оказалась рядом с Гуровым. А Вагряжский занял заднее сиденье, но сразу же наклонился вперед и принялся жужжать Гурову на ухо:

– Значит, так, Лев Иванович! Я сразу беру быка за рога, ладно? Эту милую девушку я неспроста с собой захватил. То есть будь моя воля, я бы с ней вообще ни на секунду не расставался, но, как говорится, бодливой корове бог рога не дает… Да что это я все про рога сегодня? Вроде и предпосылок таких жизненных не имею…

Гуров скептически покосился на него в зеркало. Вагряжский заметил этот взгляд.

– Ну вот опять! – огорченно сказал он. – Проклятый язык! Но что вы хотите? Комедиант остается комедиантом даже в аду… Но все! Все! Перехожу к делу. Лев Иванович, сейчас у всех нас голова идет кругом. Работа в театре парализована. То одного, то другого вызывают к следователю, какие-то люди шныряют за кулисами, измеряют что-то рулетками и посыпают каким-то дьявольским порошком… А тут еще захворала Мария Строева! Но это все пустяки по сравнению с тем, что приходится испытывать вам. Это я отлично понимаю, а потому день и ночь думаю только об одном, как бы вам помочь, Лев Иванович!.. Нет, вру, конечно, большую роль сыграла случайность, но если бы не моя настойчивость, эта случайность так бы и пропала втуне.

– Признаться, не совсем вас понимаю, Николай Евгеньевич, – сказал Гуров, которого слегка утомила витиеватая речь комика. – Давайте не будем размазывать кашу по тарелке. У меня мало времени. Объясните самую суть, пожалуйста.

– Уже приступаю, Лев Иванович, – заверил Вагряжский. – Только, прошу вас, заводите машину. Для чистоты эксперимента нам с вами нужно съездить в одно место.

Гуров посмотрел на часы и с легкой досадой поинтересовался:

– Далеко это ваше место, Николай Евгеньевич? У меня в самом деле цейтнот. Мне, откровенно говоря, еще на допрос попасть нужно. Положение у меня довольно шаткое – сижу меж двух стульев. Нужно быть очень аккуратным.

– Это недалеко, Лев Иванович, – успокоил Вагряжский. – На Покровке. В двух шагах от «Современника», между прочим. Там Баркович живет.

– Кто это – Баркович? – спросил Гуров, поворачивая ключ в замке зажигания.

– Чрезвычайно любопытная личность! – с жаром сказал Вагряжский. – Ас объектива. Он всю жизнь снимает. Документальные ленты, рекламные ролики, сюжеты для информационных программ и просто так, для души. По-моему, он снимает даже во сне. Одна беда – любит крепко выпить. Если бы не эта слабость, имя Барковича гремело бы сейчас на всех континентах!

– Впечатляющая характеристика, – заметил Гуров. – Но я-то тут при чем?

– Очень даже при чем! Сейчас все объясню… – сказал Вагряжский. – Вы поезжайте потихоньку, а я потом покажу, где свернуть… Баркович был на юбилее театра, Лев Иванович.

– Ну и что же?

– Как что?! Я же говорю, с камерой он не расстается ни на секунду. Он заснял практически все ключевые моменты юбилея. Теперь понимаете?

Гуров озабоченно оглянулся на актера.

– Вы хотите сказать, что он мог заснять что-то необычное?

Вагряжский прищелкнул пальцами.

– Именно! Правда, сам я не видел, но, зная Барковича, смею предполагать, что на его ленте будет все, что нам нужно. У Барковича нюх на эти дела. Фигурально выражаясь, глаз его камеры сам устремляется туда, где пахнет сенсацией.

– Ага, наконец я вас понял, – кивнул Гуров. – Вы надеетесь, что на ленте Барковича зафиксирован убийца Емелина.

– Девяносто девять процентов за то, что так оно и есть! – воскликнул Вагряжский.

Гуров улыбнулся.

– Припоминаю, что на празднике было море народу, – сказал он. – Не думаю, что на лбу убийцы было что-то написано.

– Нет, лоб у него был в порядке, – ответил Вагряжский. – Но он был чужой на этом празднике жизни – вы согласны?

– Говоря вашим языком, на сто процентов, – сказал Гуров.

– Вот! – торжествующе объявил артист. – Нужно просто найти чужака на кадрах Барковича и выяснить, кто это такой! Просто, как Колумбово яйцо!

– Если это так просто, почему следователь до сих пор не воспользовался этой возможностью? – возразил Гуров. – И потом, посторонних людей на юбилее было немало, даже на стадии банкета…

– Степень посторонности тоже бывает разная, – с ходу изобрел новое слово Вагряжский. – Полагаю, мы без труда сможем идентифицировать личность каждого, кто присутствовал на банкете. За исключением… – Он сделал многозначительную паузу.