Там она заново пережила многое из совместной жизни с Яковом. Да и саму беседку король приказал устроить ради ее удовольствия. Туда можно было подняться по лестнице из его покоев. А посреди беседки Яков велел поставить каменный столик. Маргарита так хорошо помнила день, когда он привел ее сюда. Как очарователен он был, как нежен! И как трудно было напоминать себе, что точно так же очаровательно и нежно король держался с другими женщинами, – быть может, днем раньше, чем уделял столько внимания жене.

Новости доходили сюда быстро. Королева узнавала обо всех успехах, пока войско не застряло в замке Форд. Маргарита знала, что старый Кот-с-Колокольчиком уехал оттуда в гневе, и затрепетала. Но потом Маргарита вспомнила Якова, Дикого Рыцаря турниров. Он не мог проиграть! И все же его успех означал бы поражение ее брата, а молодая женщина не понимала до сих пор, как сильны узы крови.

Чего она хотела? «Мира, – ответила бы Маргарита. – Вот чего я хочу. Мира между двумя нашими странами, а еще – чтобы мой муж был рядом со мной».

Королева все поняла еще до того, как гонец сказал, что привез ужасные новости; и пока Маргарита слушала рассказ, тело ее медленно цепенело. Убит! На Флодденском поле…

«Так, я больше никогда не увижу его прекрасное лицо, никогда не услышу голос; никогда не стану гадать, с какой женщиной он сейчас проводит время, – думала Маргарита. – Красота ушла, мужественное тело обратилось в бездыханный труп; и я, жена короля, стала его вдовой».

Она пошла в детскую, и маленький сын, сидевший на плечах Дэвида Линдсея, радостно закричал при виде матери.

Дэвид Линдсей снял ребенка с плеч и тихонько опустил на пол. По выражению лица королевы поэт увидел, что у нее плохие новости, а зная, что с Флодденского поля только что прибыл гонец, догадался, какие именно. Дэвид содрогнулся от ужаса, но первой его мыслью была тревога о своем крохотном подопечном. Чем обернется это для него?

– Дэви, – пробормотала Маргарита, – это скорбный день для Шотландии…

– Ваше величество… Ваше величество… Она встала на колени и со слезами на глазах обняла сына:

– Теперь он ваш король, Дэви.

– Не может быть!

– Увы, это так. Яков IV убит при Флоддене, и отныне это дитя – король Шотландии и островов.

– Такой маленький… и нежный, – прошептал Дэвид.

– Надеюсь, все будут об этом помнить, – горько ответила Маргарита. – Дэвид, – продолжала она, – через несколько месяцев у нашего короля родится брат или сестра.

Линдсей медленно кивнул.

Маленькому Якову надоела необычайная торжественность старшего друга. Ему хотелось играть.

– Неси меня, Дэвид! – властно крикнул он. И Дэвид Линдсей торжественно посадил короля Шотландии себе на плечи.

Вся Шотландия оплакивала короля, и не только его одного, так как самые мужественные шотландцы пали под Флодденом, и вряд ли нашлась бы хоть одна знатная семья, которую миновало горе. Яков завоевал сердца своих подданных, и его любили, как очень немногих королей до и после него. Красота, великое обаяние, сочувствие к чужим бедам, его рыцарственность и блестящие выступления на турнирах сделали Якова народным героем. Все забыли, что именно он виновен в этом страшном поражении, коего опасались королевские советники, что в войне вообще не было никакой необходимости, а начав кампанию, было преступным легкомыслием поставить под угрозу жизни стольких людей и самую судьбу Шотландии, вздумав волочиться за леди Хирон. Люди помнили лишь героя, восхищавшего всех празднествами, каковые для них устраивал и сам с ними делил, помнили, что тот, кого они любили, погиб.

У старого Кота-с-Колокольчиком было разбито сердце. При Флоддене он потерял двух сыновей – старшего, Джорджа, мастера Дугласа, и сэра Уильяма Гленберви; а с ними пали две сотни воинов из клана Дугласов. Вряд ли хоть одно несчастье, когда-либо постигавшее Шотландию и Дугласов, могло сравниться с Флодденом. У Кота-с-Колокольчиком не осталось сил появляться на людях; он был слишком стар, слишком измучен горем. Все его огромные владения должны были теперь отойти внуку Арчибальду, сыну Джорджа; а старый Ангус удалился в свое уигтаунширское приорство Уайтхорн, дабы привести земные дела в порядок, ибо не думал, что сколь-нибудь долго проживет, да и не хотел этого.

Но терять время попусту было нельзя. Шотландия потерпела поражение; и цвет ее армии остался гнить на Флодденском поле. «Что будет дальше?» – раздумывали те, кто остался в живых.

Дни, последовавшие за поражением, стали самыми тревожными за всю историю страны. И люди успокоились, лишь когда стало ясно, что Суррей не в состоянии предпринять поход в Шотландию: основные силы Англии оставались за границей вместе с королем, и битва при Флоддене была для англичан только оборонительной. Регентша, королева Екатерина, вовсе не хотела воевать с сестрой мужа; единственной ее целью было уберечь Англию от вторжения в отсутствие супруга. Это увенчалось блистательным успехом, и Екатерина была готова предложить Маргарите мир.

Когда горестное оцепенение оставило королеву, она поняла, что наконец обрела власть – то, к чему всегда стремилась. Яков перед отъездом сделал ее регентшей и передал опеку над малолетним сыном, а вельможи Шотландии изъявляли готовность следовать его желаниям.

Сначала Маргарита перевезла маленького короля в мощную крепость замка Стирлинг; потом созвала парламент, дабы познакомить с завещанием Якова IV. Конечно, не обошлось без легкого недовольства по поводу передачи регентства королеве, ибо шотландская традиция числила оное прерогативой мужчин, но так как король умер совсем недавно, никто не посмел возвысить голос против его волеизъявления. Королеве должен был помогать Совет, куда вошли старый Кот-с-Колокольчиком, графы Арран, Хантли, Гленкарн, Аргайл, Леннокс, Эглингтон, Драммонд и Мортон, а также архиепископ Глазго Битон и епископ Абердина Элфинстоун.

Всего через двадцать дней после смерти отца маленького Якова привезли в Скоун, где состоялось Скорбное коронование, как эту церемонию называли по всей стране. Над головой мальчика вознесли корону Шотландии, и его торжественно провозгласили королем.

Это была самая необычная коронация, которую людям когда-либо доводилось видеть, так как даже звучавшие в честь юного короля трубы издавали громкие стенания; и Яков V был наречен королем Шотландии и островов под всхлипывания безутешных подданных.

Так вожделенная для Маргариты власть до некоторой степени оказалась у нее в руках. Ревность – самое постоянное из доселе ведомых королеве чувств – исчезла. Что теперь значили все эти женщины, уводившие от нее Якова? Стало известно, что Анна Бретонская, что вызывала у Маргариты такой же гнев, как и все остальные, умерла через несколько дней после поражения при Флоддене. «Стало быть, – думала Маргарита, – Анна недолго радовалась тому, что вынудила сделать моего мужа».

Королеве уже исполнилось двадцать четыре года; у нее был многолетний опыт знания Шотландии и шотландцев, а боль утраты, по мере того как текли дни и недели после коронации ее сына, потихоньку таяла. Маргарита сознательно вспоминала скорее плохое, чем хорошее, что связывало ее с Яковом, и надеялась после рождения его ребенка почувствовать себя совершенно свободной.