мужа? Эстер не поверила своим ушам, когда Дженин радостно призналась, что никогда не посещала лекций, да у нее и не было такого желания. За последние несколько лет Эстер и Фостер посетили множество лекций и съездов, и их впечатления всегда были вдохновляющими. Но в ответ на заявление Дженин он только снисходительно улыбнулся, как будто ее позиция не имела значения.

Она на мгновение отложила эту головоломку в сторону, чтобы сосредоточиться на загадке другого рода. Гален. До сих пор он держался с ней на расстоянии, которое можно было позволить себе с незнакомцем, но, несмотря на это, ей все еще было трудно расслабиться. Каждый раз, когда их взгляды встречались, воспоминания всплывали на поверхность. Как она могла смотреть на него и не вспоминать ту ночь на своей кухне? Его поцелуи были волшебными, от них у нее перехватывало дыхание. Даже сейчас, когда она вспомнила, как он расстегнул на ней ночную рубашку, а затем с такой страстью прижался к ее груди, ее соски напряглись в пьянящем предвкушении. Она заставила себя отвлечься.

Гален спросил Фостера:

— Откуда вы возвращались, когда у вас с женой состоялась судьбоносная встреча?

— Я возвращался домой из Оксфорда. Я рад сообщить, что теперь я дипломированный выпускник.

Дженин от души захлопала в ладоши.

Эстер присоединилась к ней. Она не могла не гордиться его достижениями. Он усердно трудился. Дети в округе только выиграют от такого опытного учителя.

На Галена это произвело должное впечатление.

— Какую вы изучали дисциплину?

— Философию, — важно ответил Фостер. — Нам нужно больше таких людей, как я, вы согласны? Людей, способных на равных спорить с оппонентами. Людей, способных ответить словами Платона и Аристотеля.

Гален медленно, оценивающе посмотрел на Фостера.

— У нас достаточно философов, мистер Квинт. Что нам нужно, так это побольше людей с оружием.

Фостер уставился на него.

— Вы, конечно, шутитк.

— К сожалению, нет. Философы могут спорить до Второго пришествия, но только кровопролитие решит проблему раз и навсегда.

— Я согласен, что это возможно, но…

Дженин потянула его за руку.

— Ты обещал, никакой политики. Помнишь?

Фостер улыбнулся.

— Прости, дорогая. Мистер Вашон, возможно, у нас с вами будет возможность подробно обсудить это в ближайшем будущем.

Гален склонил голову.

— Я был бы рад.

Дженин спросила:

— Откуда вы родом, мистер Вашон?

— Из Луизианы.

— А, — сказала она. — Я знала одного человека из Луизианы. Креола, как и вы. Он постоянно ввязывался в драки.

— Почему? — спросила Эстер.

— Люди постоянно говорили ему, что он не черный. У вас когда-нибудь возникала такая проблема, мистер Вашон?

— Иногда, и я считаю, что всегда приятно встретиться с кем-нибудь из Совета по расовым вопросам. В конце концов, какой была бы наша расса, если бы они не говорили нам, кто может считаться ее членом, а кто нет?

Все засмеялись.

Дженин спросила:

— Значит, вы считаете себя представителем расы?

Эстер подумала, что это был странный вопрос. Глаза Галена на мгновение встретились с глазами Эстер, прежде чем он снова обратил свое внимание на Дженин.

— Да, миссис Квинт. Я считаю себя представителем расы, почему бы и нет?

Она пожала плечами.

— Потому что некоторые мулаты предпочитают этого не делать. Они используют свою кожу и свои семьи с хорошими связями, чтобы избежать трудностей, которые приходится терпеть нам, черным.

Эстер удивленно посмотрела на Фостера.

Он, в свою очередь, уставился на Дженин.

— Я что-то не так сказала? — спросила она.

Она подняла глаза на Галена и, должно быть, увидела в них холод, потому что быстро выдохнула:

— О, мистер Вашон, простите. Я не хотела вас обидеть. Это было просто замечание. Я ничего такого не имела в виду.

Гален изобразил едва заметную улыбку, затем склонил голову:

— Извинения приняты.

После этого напряжение в салоне кареты несколько спало, и светская беседа продолжилась. Эстер задумалась над замечанием Дженин. Были те, кто считал, что мужчинам и женщинам со смешанной кровью нельзя доверять в вопросах, касающихся расы, потому что считалось, что у них разные взгляды. С другой стороны, были мулаты, которые никогда не пустили бы Эстер в свой круг из-за ее темной кожи. Она считала предрассудки обеих сторон нелепыми. В борьбе против рабства участвовали солдаты, представлявшие весь спектр расы, и только потому, что у кого-то была светлая кожа, это не означало, что этот человек мог голосовать, или давать показания в суде, или пользоваться какими-либо другими правами, в которых отказывали его более темным собратьям.

Эстер никогда не одобряла позицию тех, кто брал на себя смелость заявлять о превосходстве одной части расы над другой. Это была вызывающая разногласия и разрушиения практика, особенно в свете того, с чем им приходилось сталкиваться.

Гален изо всех сил старался казаться заинтересованным, пока Фостер рассказывал о сверстниках, с которыми познакомился во время своего пребывания в Англии. Он вспомнил, как Эстер упоминала о склонности Фостера к напыщенности, и она была абсолютно права. Гален был уверен, что у этого человека было много положительных качеств, но он не производил хорошего первого впечатления; этот человек был занудой, хвастуном, напоминавшим немецкого бюргера, которого Гален когда-то знал. Из уважения к Эстер Гален дал все необходимые ответы, но даже когда Фостер продолжал разглагольствовать, Гален предпочел молча радоваться тому, что Эстер сидит рядом с ним.

Красота смуглого лица Эстер заставляла забыть об ужасной шляпке и поношенной накидке с обтрепанными краями. Вместо этого он поймал себя на том, что его взгляд задерживается на изгибах ее совершенного рта. Его чуть не сбило с ног, когда он впервые увидел ее сидящей на фургоне. Он и понятия не имел, что его собственная Индиго окажется одной из тех женщин, которым Квинт хотел, чтобы он помог. Он мог бы расцеловать его за то, что тот устроил эту встречу, но сейчас Гален просто хотел задушить его и выбросить из кареты. Поразмыслив, Гален решил, что его присутствие действительно может быть благословением. Если бы здесь не было Фостера и его очаровательной невесты, Гален, без сомнения, искал бы способы сорвать сладкие поцелуи с губ Эстер. Ему хотелось расстегнуть пуговицы на ее платье и ощутить обжигающий аромат ванили, который, как он знал, ждал его у основания ее шеи и в ложбинке между грудями. Он чувствовал, как твердеет от этих мыслей, и поэтому заставил себя сосредоточиться на том, что говорил Фостер.

Эстер тоже пыталась сосредоточиться на словах Фостера, но не могла из-за тревожащего присутствия Галена. Большую часть пути она избегала смотреть ему прямо в глаза, потому что с самого начала поняла, что не