как в реальности их экономическое положение значительно скромнее. Вот что говорит об этом Мия:

Мия: Париж — фальшивый город, потому что он живет выдуманными образами, нереальными канонами. Если ты не так одеваешься, если у тебя есть эта вещь Prada, а той нет, то тебя заклеймят позором. Не знаю, как тебе это объяснить, здесь все фальшиво.

Джулия: Больше, чем в других столицах моды?

Мия: Ну конечно! Я жила в Милане, мне есть с чем сравнить, и я думаю, что в Париже все просто пропитано понятием fashion, вообще все. <…> Все притворяются, что принадлежат к тому или иному сообществу, кругу, слою. С этим ничего не поделаешь. Здесь, в Париже, сплошь fashion, показуха.

Брюссель в этом смысле не такой безумный, как Париж, в нем индустрия моды развита не так широко. Здесь нет ни недель моды, ни крупных домов моды, и в результате у этого города другой имидж. Брюссель не так одержим роскошью и желанием ее заполучить, что позволяет работникам моды вести более спокойную жизнь, противоречия в которой не так обострены. Однако, поскольку Брюссель не является столицей мира мечты, то претендентам на джекпот, тем, кто хочет попасть на следующий уровень, приходится ехать в Париж и платить за шанс оказаться там ценой материальных ограничений и финансовых потерь.

Среди всех столиц моды Париж, по результатам исследования, стоит на первом месте: больше снобизма, больше мечты, больше показухи, больше иллюзии. Это первенство происходит из конфронтации с другими центрами моды: Лондоном, Миланом, Брюсселем. Интервью с Ванессой помогло мне как следует разобраться в экономической и символической географии столиц моды:

Самым важным является Нью-Йорк, затем Милан. Милан начинает подниматься, потому что там Prada и Versace — крупнейшие итальянские бренды. Париж — это, конечно, хорошо, Париж — это… престижно! Но много денег здесь не заработаешь. Это престижно, потому что здесь Yves Saint Laurent, Chanel, Dior, Gaultier… И когда ты в Нью-Йорке говоришь, что работала на показе Chanel или Saint Laurent, клиенты очень довольны. <…> Это очень ценится. <…> А в Нью-Йорке нет очень престижных брендов, за исключением, возможно, Ralph Lauren.

Правила игры имеют пространственное воплощение: Париж — самый престижный город, который позволяет работникам моды накопить наибольший символический капитал, но это также город, где работа оплачивается хуже всего. Чтобы заработать на жизнь, нужно уехать подальше от этого круга света:

В Мадриде, например, тоже проходят недели моды. Эти показы совсем не престижные, дизайнеры там не очень известные, но они дают тебе заработать. За пять дней работы на подиуме в Мадриде ты получаешь 10 000 евро. Даже очень известные модели зачастую предпочитают поработать неделю в какой-нибудь такой стране, чем, скажем, поехать в Милан… Им нужны деньги. Цель, в конце концов, все равно заключается в том, чтобы заработать денег.

Если на бытовом уровне жизнь работников индустрии моды, как правило, балансирует между роскошью и неустроенностью независимо от географического положения, то на профессиональном уровне каждая из столиц моды обеспечивает их определенным типом капитала, символическим или экономическим. Согласно основному правилу игры, город, находящийся на вершине шкалы престижа, Париж, платит меньше всех, а города за пределами мира мечты, такие как Мадрид, платят больше всех, но не позволяют накапливать символический капитал. По мнению Ванессы, город джекпота — это Нью-Йорк, потому что там можно зарабатывать, оставаясь в пределах мира мечты: «Если хочешь сделать карьеру, ты должен жить в Нью-Йорке, потому что в Париже, хоть он и более престижный, нет никакой возможности заработать деньги. Только в Нью-Йорке можно вкладывать каждый день или через день и при этом зарабатывать. Нью-Йорк — город, куда стекаются огромные деньги, потому что именно там снимается большинство рекламных кампаний. Рынок там больше, и есть больше возможностей сочетать накопление престижа и финансового капитала».

Если не учитывать эту пространственную специфику накопления символического и экономического капитала, то везде сегодня рисуется картина глобализированного мира, в котором, за исключением особенностей, связанных с локальной индустрией моды, города и государства эквивалентны. Однако мое исследование показало, что социально-экономические особенности мест и городов проживания оказывают существенное влияние на жизнь работников. В Брюсселе, например, Виктор не жил бы в такой крошечной квартире, поскольку там есть закон, запрещающий сдавать в аренду жилье площадью менее 29 квадратных метров. Что касается Мии, то в Брюсселе у нее не возникло бы таких трудностей с поиском квартиры, поскольку арендодатели там редко просят справки о доходах, и еще реже настаивают на поручителях. В то же время такой город, как Брюссель, не может обеспечить таких же карьерных возможностей, как Париж, Мадрид или Нью-Йорк. Каждый город в системе моды имеет свои особенности с точки зрения рынка труда, символического и материального потенциала.

Каждое государство своими законами и предписаниями создает разные условия для жизни работников индустрии моды, сглаживая или увеличивая разрыв между престижным социальным положением и прекарностью, скрадывая недостатки последней или подчеркивая их.

Прекарность промежуточного состояния

Начиная с 1990‑х годов важность творческого труда и его валоризация в современном капитализме сопровождаются критическим осмыслением новых форм, в которых понятие прекарности занимает центральное место (Corsani et al. 1996). К этой теме обращаются не только представители университетской среды: феномен прекарности находится на пересечении критической теории, активистских манифестов и научных исследований (Gill & Pratt 2008; Cingolani 2015; Armano et al. 2017). Это привело к полифоничности, многозначности данного понятия. В рамках моего исследования под прекарностью понимается экономическая уязвимость, неуверенность в завтрашнем дне как в бытовом, так и в профессиональном плане и отсутствие перспектив. Для работников моды все это является привычным состоянием. Более того, это некое перманентно промежуточное состояние[92]. Несмотря на различия в уровне доходов, в профессиональных, экономических и социальных статусах, условиях жизни и биографических данных, все работники моды постоянно пребывают в состоянии «между»: в состоянии выбора между коммерческими и творческими проектами, между экономическим и символическим капиталом; владея роскошными вещами, они вынуждены во всем себя ограничивать; обладая высоким символическим статусом, они по сути являются прекариатом. Помимо финансовых трудностей и отсутствия уверенности в завтрашнем дне (что применимо к большому числу тружеников современного капитализма), работники моды дополнительно испытывают стресс от этого постоянного пребывания между двух миров и балансирования на грани. Они вынуждены постоянно следить за тем, чтобы «высвечивать», выставлять напоказ одну сторону своей жизни — ту, что ближе всего к мечте, и скрывать, замалчивать другую сторону, связанную с финансовой и профессиональной нестабильностью, которая в их жизни