с безразличием рассеянно тыркал в еду вилкой. Он поднял глаза на Олега и тот с готовностью кивнул головой:

— По второй? Сейчас сделаем. Не вопрос.

Он стал наливать водку по стопкам. Вторую стопку Богданов метнул в себя, не дожидаясь приглашения Олега. Тот удивлено поднял брови, и молча последовал примеру друга. Новая доза спиртного перевела Богданова из состояния умиротворения в состояние разговорчивой активности. Работая вилкой, Леонид Михайлович развязано сообщил:

— Значит так. С биткоином все не просто. Меня настораживает отношение к нему властей. Контролировать его они не могут, но очень хотят. Поэтому придумывают всякую ерунду, типа создания его суррогатов и законодательных ограничений. Специально этим вопросом я не занимался. Так, из новостей и интернета, как и все остальные о нем знаю. Надо более тщательно порыться в интернете. А ты чего можешь сказать?

Леонид Михайлович, не глядя на Олега потянулся к бутылке и стал наполнять свою стопку. Ответить Богданову Олег ничего не успел. За спиной Леонида Михайловича раздались шаркающие шаги и скрипучий голос:

— Все пьете? Олег, ты вообще не просыхаешь. Что не день, то пьянка. Смотри, допьешься.

Рука Богданова с бутылкой вздрогнула и он, торопливо поставив ее на стол, скосил испуганный взгляд на Олега. Тот недовольно морщился и сокрушенно посмотрел за спину Богданова:

— Мам, ну какая пьянка? Что ты все выдумываешь? Пришел приятель. По делу. Не за пустой же стол садиться.

— Знаю я ваши дела. Вам бы только повод был. Правильно Ленка с тобой развелась.

— Ну, причем здесь это?

— А, при том! Кому нужен муж алкоголик?

Понамарев покраснел как помидор и с обидой в голосе вскрикнул:

— Да ушла она потому, что с тобой ужиться не смогла.

За спиной Богданова раздался сокрушено скрипучий голос:

— Дождалась от сыночка благодарности на старости лет. Мать у него во всех бедах виновата.

Богданов привстал со стула и стал оборачиваться:

— Здравствуйте, Анна Петр…

За его спиной снова послышалась шаркающая походка. Олег, недовольно морщась, положил руку на плечо Леонида Михайловича и тихо буркнул:

— Да, сиди ты уж. Все! Закончился концерт.

Олег налил себе полную стопку, выпил, ковырнул вилкой в своей тарелке и со злостью бросил вилку на стол:

— И так все время. Пока Ленка здесь жила, только и делал, что их разнимал и успокаивал. И, заметь, у каждой из них при этом, именно я был во всем виноват. Теперь она всю свою энергию на меня переключила. Думаешь, если бы просто так сидели, без бутылки, она была бы не вмешалась? Не нашла бы к чему придраться? Как бы не так. Она бы к чему-нибудь другому придралась, другой бы повод нашла. Типа, чего сидишь без дела.

Олег налил себе еще водки и выпил:

— А чего, Ленка права. Жизнь одна. Сейчас живет себе припеваючи, мужика завела себе постоянного. А я к дочери прихожу, как приблудная собака. И ничего не поделаешь. Приходящий папаша. А сюда Верку, никаким калачом не заманишь. Здесь бабушка рулит. Ладно. Извини. Нужно было где-то на другой территории пересечься. А, где? На людях не поговоришь о деле. К тебе набиваться мне неудобно. И так на голову тебе сел. Думал, обойдется.

Олег сложил руки на груди и замолчал. Богданов потер пальцем свою озадаченно приподнятую бровь и выпил то, что успел налить в свою стопку до прихода матери Олега. Разговор не клеился. Наконец Олег попытался взять себя в руки:

— На чем мы остановились? Так что ты про биткоин говорил? А вспомнил. Хорошо. Значит, что мне известно. А что известно? У народа, с которым тусуюсь ажиотаж. У всех глаза горят. Орут, что такой прибыли ни на каком другом финансовом инструменте не поднимешь. Спрашиваю, кто пробовал на нем заработать. Сразу молчат, глаза прячут. И ни хрена не ясно и не понятно. То ли шифруются, то ли, как и я сам, еще не пробовали. Такие вот дела.

Богданов выжидательно посмотрел в лицо друга:

— А ты сам что думаешь? Шифруются или как?

Олег задумчиво поморщился:

— Не знаю. На обычных фондовых площадках биткоин не торгуется. Торгуется на новых специальных. Поди, узнай, с кем тебе дело придется иметь? С мошенниками, или нет. Да, и потом, если котировки биткоина открыты для всеобщего обозрения, а биржа ими не торгует, значит, биржа тоже чего-то опасается. В нашем колхозе все на меня смотрят, как на наиболее продвинутого. Заметь, это с твоей подачи. Короче, и хочется, и колется, и мамка не велит. Сам понимаешь, чем больше прибыль, тем больше риск пролететь.

Богданов поковырялся вилкой в тарелке:

— По теории Габора надо совершать действия реализующие максимум степеней свободы в будущем.

Богданов помахал вилкой как дирижерской палочкой:

— Заметь, не те действия, которые предоставляют максимум выгоды, а те, которые представляют максимум степеней свободы. Этим достигается максимум фазового объема трубки возможных путей решения. Это работает даже в обобщенной теореме Лиуилля.

Олег перевел скептически мрачный взгляд со своей стопки на Богданова:

— Короче, Склифосовский. Что делать предлагаешь?

Богданов озадаченно выдохнул воздух:

— Что делать? Что делать? Думать, Олежка. Думать. Есть у меня одна идейка. Сейчас сформировалась. Проверить ее тщательно надо.

А голосе Олега послышалось легкое раздражение:

— И сколько на это потребуется времени. В смысле, на проверку?

Богданов многозначительно задрал брови и протяжно выдохнул воздух:

— Думаю, завтра к полудню управлюсь.

Он задумчиво поморщился:

— Пока то, да се. Думаю, к полудню успею.

Богданов с надеждой посмотрел на почти опустевшую бутылку. Олег разлил остатки водки по стопкам:

— Ну, на сегодня хватит. Не будем усугублять ситуацию. А в случае победы, жахнем по-взрослому.

Домой Леонид Михайлович добирался на перекладных. Немного задремал в автобусе, но вовремя проснулся, и покачиваясь направился к своему подъезду.

Утро

Утром вставать с постели Богданову не хотелось. После вчерашнего во рту были вкусовые ощущения, как будто во рту всю ночь топтался уланский полуэскадрон. Тело лениво сопротивлялось пробуждению. Богданову представлялось, что стоит ему опустить ноги на пол, и он тут же попадет в какую-то внеочередную неприятность. Свалилось на него все как-то разом. Слежка. Биткоин. А главное, предчувствие чего-то неотвратимого и катастрофичного. То, что человечество вступает в новую фазу развития, которая лично ему не сулит ничего хорошего,