почему он здесь. Все-таки он был близким другом Нисы. Он хотел знать все. Вот почему он был здесь.

Я не стал долго раздумывать. Кан сказал:

– Пусть они сами разберутся и закончат с этим.

Мы продолжали драться. Батухан и Эмре ничего не делали. Они и раньше не ввязывались в мои драки. И тут они поняли, что я одерживаю верх. Когда Огуз, валявшийся в грязи, поднялся, я поднялся вместе с ним, вытирая грязь с лица тыльной стороной ладони.

Я попытался прочистить глаза, но цемент попал в них. Как раз в тот момент, когда я направил на Огуза свой кулак, он вытер бровь и поднял руку, чтобы я остановился. Что происходит? Или он слишком рано сдался? А я только-только начал разогреваться.

– Ты называешь меня засранцем, но чем ты лучше? Что ты сделал? Сначала ты отнял у меня Айбюке, а потом ты привлек к себе и Нису.

Когда он снова заводил речь об Айбюке, мои нервы сдавали. И я злился все больше и больше. Должно быть, он был слишком травмирован или что-то в этом роде. Другого объяснения его глупости не было. Как он мог, как заезженная пластинка, все нудить и нудить про Айбюке?

– Я что, отнял ее у тебя? Айбюке никогда не была твоей, идиот. Она никогда не была твоей. Она не хотела тебя. Это ты одержим ею. Это ты все делал из ненависти. Давай пропустим все это и поговорим о Сенем. Какого хрена ты хотел?

Чем больше я думал о том, что мы услышали на той записи, тем больше и больше понимал, что все было по обоюдному согласию. Я не был уверен. Он мог воспользоваться ею. В конце концов, он и раньше прибегал к подобным глупостям.

– Сенем – это совсем другое дело. Я не делал этого специально. Все произошло внезапно, но ты, Гюрсой… Моя ненависть к тебе всегда была свежа. Потому что у тебя было все, чего не было у меня. Она любила тебя. У тебя есть любящая семья, машина, которой нет ни у кого другого. Есть много людей, которые действительно любят тебя и держат рядом. Тебе повезло. Ты счастливчик! Посмотри на меня. Я не видел своего отца. Я не могу нормально видеть мать. Она слишком ленива, чтобы встать и прийти ко мне. Или вот моя сестра. Она звонит мне раз в год, если я сам напоминаю ей о себе.

И снова я не был уверен, что узнал много нового. Он доказал мне, что был идиотом. Он был счастливчиком. И он был слишком слеп, чтобы видеть, что у него есть. У него была настоящая семья. Но он был слишком неблагодарен, чтобы оценить это.

– Мне повезло?

Когда он лишь покачал головой в ответ на мой вопрос, я толкнул его за плечи, заставив пошатнуться. Раз уж он считал меня везунчиком, то теперь у него появился шанс узнать правду.

Я не стал возражать.

– Я, черт подери, усыновлен! Человек, которого я знал как своего отца, никогда не любил меня. Он не мог или не хотел меня любить. Он всегда убегал. Он никогда не проводил со мной время и не разговаривал со мной. Моя мама – в моей жизни была только она, и она не моя настоящая мама. Я всегда чувствовал себя обузой, как и Ниса. Ты называешь это везением?

– Что ты имеешь в виду?

Впервые я делился с кем-то этой стороной своей жизни. И я снова понял, что, если бы у меня хватило смелости, возможно, все было бы иначе, если бы я последовал за своим любопытством. Вместо того чтобы быть обузой в чужой семье, я мог бы попытаться найти свою настоящую семью.

Огуз был ошеломлен услышанным и посмотрел мне в глаза. Наконец он высказал то, что волновало его больше всего. Я хотел, чтобы он избавился от этих нелепых заблуждений.

– Я никогда никого по-настоящему не любил до Нисы. Айбюке. Если бы ты не обидел ту, кого я называю своей сестрой, я бы даже не подошел к ней.

Должно быть, он был сбит с толку моими словами. Должно быть, его смутило то, почему я так себя повел, но я устал обо всем этом молчать. Я не собирался этого делать. Сегодня вся правда должна была открыться.

– Значит, ты все это сделал, потому что я отверг Бахар?

Немного не так, это не совсем правда.

– Ты погубил Бахар, Огуз. Ты погубил семнадцатилетнюю девушку. Ты не видел, с чем она боролась. Я никогда не видел свою маму, мою настоящую маму. Она пожертвовала собой, чтобы дать мне жизнь. Она отдала свою жизнь только ради меня. Ты понимаешь, что такое жертва?

Он смотрел на меня, недоумевая, почему я рассказываю ему все это.

– Пока ты бегал за Айбюке, Бахар… Ты не знаешь, через что ей пришлось пройти, с чем она боролась. Эта девушка – преданная собака: она чертовски любила тебя. Она восстала против своей семьи, потому что любила. В первый раз, когда она поссорилась с семьей из-за тебя и пришла ко мне, а не к своему брату. Она рассказала все мне, что была с тобой, потому что любила тебя. И она была в отчаянии, когда оказалась в семнадцать лет беременна от тебя, а ты отвернулся от нее. Она должна была сделать аборт и разбираться с этим дерьмом сама.

Когда вся правда наконец выплеснулась из моих уст, я увидел ошарашенное лицо Огуза, но было и кое-что еще. Я чувствовал на себе тяжелый взгляд Батухана и Эмре. В глазах Батухана читалась боль. Он, который всегда шутил и смеялся… на этот раз из глаз моего друга, всегда такого веселого, потекли слезы. Все это время он часто отодвигал Бахар на второй план и почти не задумывался над ее переживаниями. Но теперь он понял, что на самом деле было на душе у сестры.

– Я убью тебя! Я убью тебя, черт возьми! Как ты посмел тронуть мою сестру? Как ты посмел?

Он смахнул слезы и сжал руку в кулак. Когда он направился к Огузу, я бросился вперед, чтобы остановить его. Но Батухан двигался так быстро, что свалил меня с ног. Он протиснулся прямо к Огузу и ударил его сжатым кулаком в лицо. Тот потерял сознание.

– Что ты наделал, сынок?

Эмре посмотрел на меня с обвиняющим выражением лица. Когда он отключился, все было кончено. Повернуть время вспять – не вариант.

– Он должен был узнать, он должен был узнать.

– Как, черт возьми, ты скрыл это от меня? – сказал Батухан.

Когда он повернулся к нам и выкрикнул мне в лицо слова разочарования, я не знал, что ответить. Он повернулся к Эмре и сказал:

– Ты тоже? Ты знал об этом? – спросил он, и его печаль стала еще больше.

– Вот черт! Вот засранец!

Батухан посмотрел на нас обоих с отвращением к правде, а затем начал выходить из здания на тротуар, где стояла его машина. Эмре еще раз посмотрел на меня обвиняющим взглядом, а затем последовал за Батуханом.

– Я пойду с Батуханом, а ты иди домой.

Эмре, который всегда был единственным здравомыслящим из нас, последовал за Батуханом и запрыгнул в черный BMW. На стройке остались только Огуз, Кан, Мустафа и я. Я не мог понять, почему Мустафа все еще здесь. Он подошел к нам и столкнулся с Огузом. Когда он проходил мимо, на его лице было насмешливое выражение.

– Ты настоящий засранец, – пробормотал он Огузу.

Не дав ему возможности отреагировать, он развернулся и