Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И не было претензий?
– Ну какие претензии, если я уже тут. Кроме того, мы все опутаны нитями взаимных обязательств, долга, чести.
Я спрашивал, как он попал в Россию и легализовался. Некоторые моменты он рассказал подробно. Другие – даже не утаил, а отказался пояснять:
– Не надо. Там нормальные люди. Жертвы обстоятельств. Я не хочу ломать им жизнь. И так за мной грехов немало.
– Ладно, – я согласился. Ведь есть второстепенные детали, а есть основное. – Какое у тебя задание?
– Абсолютно стандартное. Они его как под копирку пишут всем. Первый этап – легализация. Далее подбор кандидатов на сотрудничество. Организация резидентуры. Сбор разведывательной – военной и промышленной – информации, проведение диверсий. Денег отсыпали много. Ну а пока главное – зарабатывать уважение на работе. Присматриваться. Делать карьеру. И не засыпаться.
– Кстати, по биографии ты засыпался. В анкете указано – три года жил с родственниками в Уссурийске. Какие, к лешему, у тебя там родственники? Тебя там знать не знают.
– Да там все нормально подбито. Этих людей уже нет на белом свете. Никто их не спросит. Кто ж знал, что ты меня опознаешь и копать начнешь? Надеялся, что при встрече мимо пройдешь. Я сильно изменился за столько лет. Но ты, глазастый такой, узнал.
– Взор рентгеновский.
– Знаешь, иногда мне кажется, что я схожу с ума. Я вернулся в Россию. В страну, где правят мои враги. И впервые за много лет понял, что счастлив. Без России я как листок без дерева. Только гнить и сохнуть остается. Встроился в завод. И поддался общему порыву в будущее. Азарт больших дел захватил.
– В общем, стал коммунистом. И раскаялся. Не смеши.
– Конечно, нет. Жить чувствами могут позволить себе немногие. И у тех участь незавидна. Тут другое… Я очень хорошо знаю публику, которая работает сейчас против вас. В этой дикой мешанине торчат уши многих разведок. И конечная их цель не реставрация монархии или буржуазная демократия. Их устроит лишь расчленение России. Моя страна, по мнению заказчиков, должна быть уничтожена навсегда.
– И ты прозрел неожиданно, – недоверчиво хмыкнул я.
– Прозрел я давно. Тут другое. Мы и так пролили столько невинной крови! И одним движением отправить на небеса еще пару сотен русских людей… А то и больше. К этому я не готов.
– Как и кто отправит?
– На нашем заводе готовится крупная диверсия. Это не тот взрыв котла, который соратники устроили в прошлом году. Тогда была разминка, чтобы поддержать у подполья уверенность в себе. Сейчас действительно будет грандиозная катастрофа. С сотнями жертв.
– Ты откуда знаешь?
– Да потому что сам готовил схему подрыва…
– Продолжай, не стесняйся.
– Связь у меня с подпольем одна. Обувная мастерская на улице Маркса, 11. Хозяин – старый еврей Моисей Абрамсон.
– Этому чем советская власть не угодила? Как при царе, за черту оседлости захотелось?
– Трудно сказать. Жесткий, умный и сдержанный человек. Передает мне поручения и информирует в пределах моих задач. Он – единственная нить, связывающая с организацией. И он, мразь, дал мне задание – сделать схему подрыва завода с максимальным ущербом и жертвами. При этом чтобы я рассчитывал на тонну-другую динамита, разложенного в укромных местах.
– Ты сделал?
– Это нетрудно. У меня за спиной год работы инженером по технике безопасности на «Пролетарском дизеле». Мало кто лучше меня знает весь завод.
– Когда это было?
– Четыре дня назад.
– Хорошо потрудился, да?
– А что, должен был подставлять свою голову? Думаю, там есть кому оценить корректность схемы. Так что уверяю – план подрыва качественный.
– Динамит. Тонна… – покачал я головой. – Это ж надо так обнаглеть. Как завозят?
– Динамит на заводе есть. У нас затеяли подрыв кирпичной трубы. Идет перепланировка цеха, и трубу легче взорвать. Под это завезли динамит. Думаю, нашуровали что-то с накладными. Водитель в сговоре. Завезли вместо сотни килограммов тонны полторы. Сумели разместить в укромных местах. Сейчас минируют. Может, уже закончили. Скоро будет подрыв.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что Абрамсон намекнул – лучше, чтобы в пятницу меня или на работе не было, или хотя бы от уязвимых при взрыве мест подальше держался. На одиннадцать утра намечено.
– Берегут тебя.
– Ценный кадр. Слишком дорого внедрение стоило.
– Цель взрыва? Отметиться?
– Как я понял, что-то куда масштабнее. Затевается большая игра.
– И ты решил, что если будет взрыв, я тебя по любому арестую.
– Нет. С тобой вопрос можно тихо решить. Взрыв на заводе затмит убийство даже заместителя начальника УНКВД. Я мог потребовать, чтобы с тобой разделались, Ермолай. И, конечно, я этого делать бы не стал.
– Я просто в восторге от твоей любезности.
– Там людям все равно, сколько крови пролить. А ты им много нервов портишь. Абрамсон говорил, что вы вышли на пацана, который котел взрывал. Кадр не то чтобы ценный. Его больше для отвода глаз держали. И у него какая-то роль была в грядущей катастрофе. Но пришлось его выводить из игры раньше намеченного. Отправили, наверное, в бега.
– На тот свет его отправили. На Выселках труп нашли.
Великопольский мрачно кивнул:
– Еще одна жертва проклятой Гражданской войны… Надоело мне народ в крови купать. Я хочу, чтобы это кончилась.
– Но ты же знаешь, что мы с врагами тоже не миндальничаем.
– То, что вы, большевики, переругаетесь и передеретесь между собой – это с самого начала очевидно было. Но меня с вами смиряет, что грызете вы больше друг друга, как скорпионы в банке. А народ лучше стал жить, грамоте ученый. Инженеры отличные получаются из деревенских и рабочих ребят. И вы готовы за Россию насмерть биться с зарубежными доброжелателями. Которые скоро сюда обязательно придут за землями и трофеями… И еще – вы строите заводы.
Вот ведь белая кость! Летчик примерно то же самое говорил. Все эти дворяне одним миром мазаны. Но вызывают уважение.
– Люди смертны, их смывает история, – продолжил он, помолчав. – А заводы остаются. Они – фундамент мощной страны. Фундамент грядущего. Того самого, где людей не будут убивать расстрельные команды и доброжелатели с бомбами и динамитом.
– Эка тебя на философию потянуло… Ну что, будем работать вместе?
– Только я никаких подписок о сотрудничестве не даю. Ты обо мне не докладываешь. Никто из твоих коллег обо мне не знает.
– Не доверяешь?
– Ваши властные структуры прогнили насквозь.
– Есть основания так говорить?
– Со слов Абрамсона, в руководстве завода наш агент. Кто, не знаю. Один из трех – директор, главный инженер или зам по общим вопросам. И областные власти пронизаны нашей агентурой. Там вообще кто-то на самом верху расположился. Даже кличку подскажу. Бай.