– Я знаю, как правильно поделить Илью.

Ася посмотрела на Зину, как на фокусника, который только что распилил на две половины ящик с девушкой, а она выскочила оттуда живая-невредимая и – целая!

– А как ты хочешь? Как правильно? – доверчиво спросила Ася.

– Любовь втроем – неправильно. Я так не хочу. Мне быть с ним – неправильно. Я его не люблю, я ничего не чувствую, когда его касаюсь, он не мой мужчина…Правильно, что он твой навсегда.

Зина.

P. S.

Ася?.. Какой там «союз выдающихся личностей, возвышающихся над обыденностью»? Я украла Илью, стащила, как конфету со стола, как только ты отвернулась на минутку.

Гости на нашей свадьбе думали: «Свадьба через месяц после выпускного вечера?!»

Глядя на обычную свадебную картинку – застенчивая невеста, счастливый жених, нежная подруга, держащая шлейф невесты, такие трогательные и «совсем еще дети», – гости украдкой бросали быстрый взгляд на мою фигуру. Забавно – среди гостей было много литераторов, все они искали глазами признаки беременности невесты, и никому не могло прийти в голову, что мы могли бы подарить им сюжет. И между нами троими, такими трогательными – испанский гранд, строгая дама и золотое облако, – «совсем еще детьми», было так много взрослого – страсть, лукавство, предательство.

Застенчивая невеста выходит замуж по любви – любви к себе. Боится упустить гения, но не только, – хочет, чтобы любимая подруга, у которой она украла гения, принадлежала только ей. Ведь если украсть, забрать чужое, то обокраденный остается с пустыми руками и болью в душе, и ему придется вновь любить вора, только его одного. В общем, застенчивая невеста хочет иметь все.

Счастливый жених любит папу невесты… Такой оригинальный вариант «Милого друга».

Да, я поймала Илью на папу, как на крючок.

Папа не намекал Илье: «Поменяй-ка ты, дружок, Асю на Зину, и у тебя будет все». Папа просто сказал, что думал: хорошо бы и мне достался такой человек, как Илья, способный, талантливый, свой, книжный… И папа помогал бы ему, направлял. Относился бы как к сыну…Но Илья был книжный мальчик и понимал, что это было не предложение, а искушение.

Папа просто сказал, а он просто поменял свою любимую Асю на моего папу, на журналистику, изданный роман и постоянный родственный абонемент в папину библиотеку. Чтобы прочитать все, что было у папы, – изданных за границей Битова, Аксенова, Искандера, Довлатова, Алешковского, Хлебникова, Ходасевича… а ведь было еще литературоведение – Виноградов, Жирмунский, Эйхенбаум… чтобы прочитать все это, ему нужно было на мне жениться.

…А может быть, все было совсем не так! Может быть, он вовсе не «милый друг»? Может быть, из всего, что сказал папа, Илья услышал только «есть дар, и можно развить» и подумал, что папа поможет ему развить дар? «Развить дар» – от этого невозможно было отказаться, на это можно было поменять Асю.

Нежная подруга была единственным персонажем, выступавшим в чистом жанре, – держала шлейф, любила невесту, посадила медведя на новую двуспальную кровать. Медведь с конфетами на кровати – дизайнерский жест, означавший «я тебя всегда любила и навсегда люблю».

Дорогая Зина!

Ну что, написала? Всех проанализировала? Тебе легче?..

Ты ведь всегда так – пишешь, строчишь как сумасшедшая, выплескиваешь свои эмоции, потом почиркаешь сверху ручкой и успокоишься.

Не забудь перечеркнуть все, что написала. Все, все, все!

Ну, конечно, я люблю тебя, навсегда люблю.

Ася.

Здравствуй, Ася!

Перечеркнуть? Успокоиться?..

Выплеснуть свои эмоции и успокоиться?

Перейти к обыденным делам, составить план нового лекционного курса по русскому стиховедению, заняться докладом для конференции «Набоков. Творчество. Проблемы текстологии», посмотреть авторефераты, присланные на рецензирование… Один из них довольно интересный.

Сегодня Илья сказал: «Вечером будешь дома? Нужно поговорить» – и заторопился. У него он-лайн конференция – обсуждают нашумевший сериал по рассказам Чехова. Илья сказал: «Очень плохо, просто позор, это не Чехов, а режиссер!»…Илья будет хвалить. Режиссер из «своих», про своих нельзя сказать честно, своих, как «ребят с нашего двора», нужно поддерживать. Илья скажет «талантливо» – значит, будет «талантливо».

Он же главный, как скажет, так и будет. У папы тоже так было.

О чем он хочет поговорить? Слава богу, Илья человек со вкусом и не скажет, как в мелодраме: «Нам нужно поговорить о нас». Нам с ним есть о чем разговаривать – о Масе, о его делах, о летних планах на отдых, о новой машине, о кредитах.

Мы ведь живем совершенно как обычно.

Ты удивляешься, что я, такая несдержанная, способная сорваться по мелочам, молчу о главном – о том, что она единственная?.. Но у нас с Ильей столько общих дел, столько ниток, связывающих ежедневно, ежечасно, что нужно либо рвать все, либо жить, как жили. Мы спим вместе, просто спим вместе, как всегда.

Я не позволю какой-то длинноногой студенточке или бойкой журналистке испортить мне жизнь! Я не буду брошенной женщиной за сорок! Что бы ни случилось, моя жизнь останется прежней! Я говорю маме, что у нас все хорошо.

У нас действительно все хорошо. Не считая того, что моя жизнь превратилась в кошмар.

Ася! Ты не представляешь себе, в какой кошмар превратилась моя жизнь! Я не могу читать!

Я не могу читать!.. Читаю – и вдруг ловлю себя на том, что просто пробегаю глазами текст, перелистываю страницы и не читаю! Как будто ты машинально жуешь, глотаешь, не знаешь, что именно ешь, не чувствуешь вкуса, сытости… и не помнишь, ела ли вообще.

У меня повышенная температура, высокое давление. Температура 37,1–37,3, давление 130 на 80. Но клиническая формула крови нормальная. Немного повышено СОЭ.

Мне было плохо на лекции – три или четыре раза. Я читала лекцию, и вдруг совершенно необоснованный приступ тревожности, как будто случилось что-то плохое с Масей или мамой, – тахикардия, резкая боль в желудке.

«Она – единственная» – это совершенно не то, что в книгах, никаких «Как ты мог?!», «Или я, или она!», а вот так – повышенная температура, давление, ноющая боль внутри, словно в тебя налили килограмм свинца, и ты так и ходишь с этой тяжестью внутри.

Но хуже всего ночью: ночью просыпаюсь, и мысль, как мгновенный неожиданный удар, – «он выбрал ее». Можно его потрогать, протянуть руку, но я не хочу!.. Он выбрал ее. Для секса, для чувств, для золотых шаров, она будит в нем то, что принадлежит только мне, – он пишет. А я нежеланная, я хуже, чем она, он любит меня меньше, чем ее. Я как скисший творог, подтекший, пустивший лужицу.

Не могу заснуть, не могу проснуться, не могу читать. Лежу и жду, когда зазвонит будильник и можно будет принять таблетку от головной боли.