Кангранде оглядел комнату.

— Что, и Антонио туда же?

— Ты заметил? — В голосе госпожи послышалось легкое удивление. — Да, и он не лучше — тоже позволил себя проткнуть в твою честь. Более того: Антонио сглупил, пытаясь самостоятельно вытащить свою булавку. Не понимаю, что на него нашло. Может, его древняя легенда вдохновила.

— Не иначе, — сухо произнес Кангранде.

Пьетро ушам своим не верил: Капитан был в ярости.

— Есть такая легенда, — начала Катерина, глядя на Пьетро. — О рыцаре, получившем от врагов три раны и оставленном на ночь в лесу, умирать от потери крови да от холода.

— Пьетро наверняка знает эту историю, — перебил Кангранде.

Катерина продолжала:

— Так вот, рыцарь сам вырвал одну стрелу, а раны перевязал обрывками волчьей шкуры. Видишь ли, волк думал пообедать, да не удалось. На следующий день рыцарь отыскал лагерь своих врагов, каждому из них нанес такие же раны, какие были у него, и оставил их в лесу. — Тут Катерина наконец взглянула в глаза брату. — Они умерли, не правда ли, Франческо?

— Умерли, да только не от ран, донна. Они замерзли насмерть, потому что поблизости не оказалось дружелюбного волка с теплым мехом.

Катерина выдержала взгляд Кангранде.

— Выходит, тебе повезло, Франческо. Повезло с друзьями, которые всегда готовы спасти тебя.

— Я не нуждаюсь в спасении. За исключением случаев, когда я в непосредственной близости от тебя, донна.

Катерина поднялась.

— Раз так, я избавлю тебя от своего присутствия.

И она вручила Кангранде мокрое полотенце. Пьетро заметил странную вещь: брат и сестра тщательно следят, чтобы пальцы их не соприкоснулись.

— Извините, синьор Алагьери.

В дверном проеме она обернулась.

— Пока не уходи. У меня есть новости.

И с этими словами Катерина скрылась.

Плечи великого полководца едва заметно расслабились, он подавил вздох облегчения и обратился к Пьетро:

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, мой господин.

— Вот и славно. — Кангранде никак не прокомментировал обмен любезностями со своей сестрой.

Пьетро, как успела заметить донна Катерина, был неплохим дипломатом.

— Вам что-нибудь известно об армии, мой господин?

— О которой — о нашей или о падуанской?

— Об обеих.

— Наша прибудет в Виченцу утром, полагаю, часов примерно через десять. С грехом пополам вооруженная и худо организованная, но прибудет. К этому времени, по моим подсчетам, основная масса бежавших падуанцев доберется до дому и займется укреплением города.

— Вот как! — Пьетро боролся с желанием задать следующий вопрос.

Капитан тотчас разгадал это желание.

— Тебя что-то тяготит? — спросил он с самым невинным видом.

— Нет, мой господин.

— Ты, наверно, думаешь: почему Кангранде не едет в Падую, пока можно застать падуанцев врасплох?

Пьетро кивнул.

— Летом я уже пытался это сделать. Тебя здесь тогда не было.

Скалигер помог Пьетро усесться прямо.

— Я слышал о походе на Падую, мой господин.

— Отлично. Так вот, месяц назад я с целой веронской армией не смог взять Падую. Поэтому я не обольщаюсь насчет возможностей восьмидесяти человек — не важно, насколько силен в них боевой дух. Падуя прекрасно укреплена. Во-первых, ее окружают рвы и стены, во-вторых, там вещают эти проклятые проповедники, делла Торре и Муссато, а они и зайцу способны мужество внушить. Нет, с одним отрядом и думать нечего идти на Падую.

Слова Кангранде нельзя было назвать обнадеживающими, но в голосе его Пьетро послышалось нечто иное.

— Значит, мы не пойдем на Падую?

Кангранде неожиданно сменил тему:

— Я не видел их генерала. А ты видел?

Пьетро задумался. Ему доводилось встречаться как минимум с сотней аристократов, но ни один из них не обладал выправкой главнокомандующего.

— Он скрылся? — спросил юноша.

— Надеюсь. Мне известно, что скрылся и еще один наш друг. Правда, мои люди выудили из реки его оружие, но сам доблестный граф Винчигуерра Сан-Бонифачо ускользнул. Винчигуерра значит «Я побеждаю в войне», не так ли? Очень хотелось бы вынудить графа поменять имя. Как думаешь, слово «сутенер» подойдет?

— По этой причине мы не выступаем? — Пьетро старался уловить связь. — Потому что Сан-Бонифачо сбежал?

— На Падую мы обязательно пойдем, — спокойно произнес Кангранде. — Просто я хочу дать падуанцам фору.

— Но ведь тогда они успеют подготовиться, выставят солдат на стенах…

В красноватом свете углей улыбка Капитана казалась зловещей.

— Пьетро, ты когда-нибудь наблюдал возвращение разгромленной армии? Конечно, Падуя успеет вооружить всех, способных сражаться, — но это будут солдаты испуганные, солдаты усталые, солдаты, не верящие в победу, солдаты, впавшие в уныние. Они не сомневались, что победят сегодня — еще бы им сомневаться, когда их столько! Нет уж, на сей раз пусть падуанцы выполнят мою работу за меня. Вид тысяч людей, спасающих свои шкуры, во главе с Сан-Бонифачо чуть ли не в исподнем, сломит оборону Падуи еще быстрее, чем я разогнал ее армию. — Скалигер мягко положил руку на плечо Пьетро. — А теперь спи. Морсикато — лучший врач в Италии. Я бы сам его нанял, причем дал бы втрое больше, чем он получает от моей сестры, да только наш dottore ни за что не расстанется с донной Катериной. Сейчас пропотеешь хорошенько, а завтра, глядишь, уже и на ноги встанешь.

— Но, господин…

— Пьетро, обещаю: как только мы будем готовы выступить на Падую, я тебе сообщу. Куда же мы без тебя? Но при условии, что сейчас ты будешь отдыхать. Закрой глаза. Я пока свободен и пробуду с тобой, пока ты не заснешь.

Кангранде помог Пьетро улечься и сменил пропитанную потом фланель на свежую, исходящую паром в духоте комнаты. Он отлучился проверить повязку Антонио да Ногарола, затем вернулся к Пьетро, уселся на скамеечку, которую так недавно занимала донна Катерина, и снова сменил компресс. Пьетро закрыл глаза и наконец расслабился. Жара, прохладное полотенце на лбу, сладкий запах древесины и пряностей смешались, захватив его сознание.

Диковинные видения заполняли мозг Пьетро. Хотя обстановка казалась привычной, юноша никак не мог узнать ключевую фигуру сна, темную тень мужчины с длинными вьющимися волосами и кривым мечом.

Внезапно очнувшись, Пьетро увидел склоненного над ним Кангранде.

— Ты разговаривал во сне, — сказал Скалигер. — Ты что-нибудь помнишь?

— Нет, мой господин, — отвечал Пьетро. Голова была как в тумане.