и зависть по отношению к победителю: «Почему я оказался недостаточно умным или недостаточно опытным для того, чтобы сразу увидеть, что мой выбор ценностей был объективно ложным?»

Но до тех пор, пока оба оппонента в конфликтной ситуации страстно и непоколебимо верят в абсолютную или, во всяком случае, непреодолимую силу того закона, на котором они основывают свою позицию, весь конфликт может разыгрываться в обстоятельствах, где полностью отсутствует зависть.

И даже когда оба оппонента добровольно подчиняются одним и тем же правилам соревнования или деловой конкуренции, чувство зависти может не касаться их, пока конфликт еще происходит и до тех пор, пока ни одна из сторон не знает, кто победит.

Социологическая амбивалентность

В 1965 году американский социолог Роберт К. Мертон опубликовал статью на тему «социологической амбивалентности», посвященную детальному анализу новых понятий в этой сфере, не затронув, однако, проблему зависти, которая была, безусловно, связана с этой темой. Мертон пишет об амбивалентности, которую социальная структура продуцирует между учителем и учеником, когда завершивший образование ученик не может найти место, сопоставимое с тем, которое занимает его наставник. Далее Мертон исследует «враждебные чувства», которые общество часто питает к внештатным специалистам («фрилансерам»), несмотря на их очевидный вклад в общее благосостояние. Здесь он снова вводит концепт амбивалентности, придуманный в 1910 г. Ойгеном Блейлером, избегая куда более простого и первичного понятия «зависти»[131].

Еще более поразительно то, что в современных европейских исследованиях вопроса, почему родители-рабочие не склонны отдавать детей в гимназии, социологи камуфлируют зависть и злорадство соседей, многократно упоминаемые респондентами, элегантными выражениями типа «аффективной дистанции» или «традиционализма, поддержанного социальной санкцией»: «Наши соседи считают, что мы загордились, и только и ждут, чтобы все пошло прахом»; «Мой приятель сказал: «Нечего воображать о себе»»; «Они считают, что мы больно много о себе думаем, только и ждут, чтобы его исключили»; «Они говорят: «Посмотрите на этих воображал»»[132].

Возможно, современная социология с такой готовностью отказывается замечать феномен «зависть», чувство, которое в первую очередь возникает у агрессора, потому, что ее интересует по преимуществу взаимодействие и социальные взаимоотношения. Весьма вероятно, что тот, кто интересуется в основном социальными контактами и взаимодействием, склонен не учитывать поведение тех, кто стоит в стороне и с завистью и досадой смотрит как раз на тех людей, с которыми у него нет социального контакта. Однако повторим еще раз, что, аплодируя здоровому и регулярному социальному взаимодействию, мы не должны забывать, что оно может происходить между двумя людьми, один из которых страстно завидует другому.

Как показывают различные истории уголовных преступлений, зависть может быть очень хорошо скрытой и хорошо замаскированной формой поведения, и жертва может обнаружить ее в друге, слуге, коллеге, сиделке или родственнике только тогда, когда уже поздно. Такой характер Шекспир описал в Яго. Как правило, зависть частично является результатом социальной близости, хотя близость может быть заменена памятью или воображением. Человек, высаженный на необитаемом острове, прозябающий в глубокой провинции или сидящий в тюрьме, представляет себе то, что он теряет, в то время как другие – знакомые или незнакомые – наслаждаются жизнью; он завидует им, не имея с ними никакого социального контакта. Достаточно вспомнить графа Монте-Кристо.

Сегодня у социолога постоянно спрашивают, какова формула идеального общества. Но если считать зависть одной из главных причин социального трения, конфликта, саботажа (крупного и мелкого) и различных видов преступлений, то очень сложно определить, где зависть можно будет в наибольшей степени уменьшить или сдержать: в обществе с максимальным количеством точек социального контакта или в обществе с минимальным их количеством.

Георг Зиммель о зависти

В 4-й главе своего труда «Социология», где говорится о конфликте, Георг Зиммель исследует феномен «зависть», который он рассматривает как содержащийся внутри концептов «ненависть», «ревность» и «недоброжелательность». Как и многие другие, Зиммель немедленно сталкивается с терминологической двусмысленностью: «Наконец, есть факт, на первый взгляд имеющий исключительно индивидуальное значение, но на самом деле очень значимый с социологической точки зрения, который может связывать крайнюю жестокость антагонистического возбуждения и тесную близость: ревность. В обычном употреблении этот термин не имеет четкого значения и часто не отделяется от зависти».

Как мы уже видели, Зиммель здесь недооценивает точность немецкого языка (как и английского с французским). Большие словари, уже доступные в его время, могли бы послужить ему подсказкой. Зиммель продолжает: «Оба аффекта, несомненно, имеют огромное значение для формирования человеческих отношений. В обоих случаях речь идет о некоем преимуществе, достижению или сохранению которого препятствует третья сторона, на практике или символически. Там, где речь идет о достижении, мы будем говорить о зависти, а там, где речь идет о сохранении, – о ревности; в этом отношении семантическая дифференциация слов сама по себе не имеет никакого значения, она важна исключительно для различения психосоциологических процессов».

Здесь я бы не вполне согласился с Зиммелем: употребление слов не является случайным, как мы уже показали в главе 2. Фольклор и литература различных культур за многие столетия накопили так много точных знаний, различающих концепты «зависть» и «ревность», что нам следует сохранить существующую терминологию. Зиммель, в общем, тоже придерживается традиции: «Для человека, которого описывают как ревнивого, специфика состоит в том, что субъект верит в законность своих притязаний на владение, в то время как зависть интересует не право на владение, а его желанность; зависть также не волнует причина, по которой желаемое недоступно: происходит ли это потому, что им обладает третья сторона, или же даже потеря желанного предмета этой стороной (или ее отказ от него) не сделает завистника его владельцем»[133].

Ревность или зависть?

Следует уточнить определение, данное Зиммелем: употребление слова «ревность» следует ограничить случаями, когда имеется легитимная претензия на объект, даже если ревнивый человек субъективно заблуждается по поводу возможности потерять его. Вне всякого сомнения, ребенок в семье имеет законные априорные притязания на доброту, помощь и любовь родителей, но его может мучить ревность к братьям и сестрам, если он верит, что он получает недостаточно. С другой стороны, муж, от которого ушла жена, имеет право притязать на ее привязанность, даже если объективно ее охлаждение к нему подлинно. Итоговое замечание Зиммеля совершенно справедливо – завистливый человек при определенных обстоятельствах даже не стремится иметь то, чему он завидует, но ему нестерпимо, что этим обладает другой. Он становится болен оттого, что у кого-то другого есть частная яхта, несмотря на то что у него ни разу в жизни не было желания даже ступить на борт корабля. Зиммель уточняет: «Внутреннее направление