Топси и Астон, только что оттанцевавшие, входят в оранжерею рука об руку, волоча за собой нелепых кукол-двойников. Садятся на скамью, стоящую на середине сцены под сводом зеленой беседки, увешанной гирляндами сказочных цветов. Остальные члены обеих семей прячутся в тропических сумерках на заднем плане.

Астон выдвигает свою куклу вперед и заставляет говорить, открывая ей рот и двигая ее руками и ногами при помощи потайных рычажков.

Кукла Астона. Паркет сегодня натерт превосходно!

Кукла Топси. Да, чистый лед, не правда ли? И оркестр хорош.

Кукла Астона. О да, оркестр очень хорош.

Кукла Топси. В обеденное время они, знаете ли, играют в «Некрополе».

Кукла Астона. В самом деле?

Долгое неловкое молчание. Из-под высокого твангового дерева[114] появляется фигура Кейна Вашингтона Тиррелла, чернокожего брата Астона. Вынужден с прискорбием заметить, что в Тирреллах есть примесь негритянской крови и Кейн по прихоти законов Менделя оказался отброшен назад, к чистейшему ямайскому типу. Имеет плотное телосложение, лицо лоснится от жира. Уголки глаз белы, как эмаль, улыбка сияет, как золоченая слоновая кость. На нем безукоризненный вечерний костюм, на животе лента с побрякивающими печатями[115]. Ходит пузом вперед, широко расставляя ноги и прогибаясь в спине, словно бы под тяжестью сценического одеяния времен Аристофана. Улыбаясь и похлопывая себя по жилетке, начинает вышагивать туда-сюда перед парой, сидящей на скамейке.

Кейн. Что за волосы! Ням-ням! А шейка! А тело! Какое стройное! Как красиво двигается! Ням-ням! (Подходит к Астону и шепчет ему на ухо.) А? А? А?

Астон. Уйди, свинья. Убирайся. (Заслоняется куклой, как щитом. Кейн в смущении удаляется.)

Кукла Астона. Попадались ли вам в последнее время какие-нибудь занятные романы?

Топси (поверх головы своей куклы). Нет, романов я не читаю. Они в большинстве своем ужасны, не так ли?

Астон (с воодушевлением). Великолепно! Я тоже не читаю романов. Только пишу их иногда, вот и все.

Топси и Астон бросают своих кукол, и те, упав в объятия друг друга, обмякают с предсмертным вздохом.

Топси. Вы пишете? Не знала…

Астон. О, я предпочел бы, чтобы вы никогда об этом и не узнали. Вам незачем читать мои сочинения. Они все кошмарны. Хотя кусок хлеба, знаете ли, приносят. Но скажите мне, что же вы в таком случае читаете?

Топси. Большей частью книги по истории и философии, а еще кое-что из критики и статьи по психологии. Ну и много стихов.

Астон. Моя дорогая юная леди! Как это чудесно, как нежданно восхитительно!

Появляется Кейн с сэром Джеспером – третьим братом, более бледной, худощавой, мрачной и аристократической копией Астона.

Кейн. Ням-ням-ням…

Сэр Джеспер. Как ты это хорошо сказал, Астон! Прямо как герой Генри Джеймса. «Моя дорогая юная леди…» – можно подумать, ты по меньшей мере лет на сорок ее старше. А причудливая старосветскость этого «нежданно восхитительно»! Потрясающе. Никогда не слышал, чтобы ты открывал партию таким гамбитом, хотя что-то подобное, безусловно, было. (Кейну.) Какой ты мерзкий, Кейн, когда вот так вот скалишь зубы!

Кейн. Ням-ням-ням.

Астон и Топси с интересом разговаривают о книгах. Два брата, так и не дождавшись, чтобы на них обратили внимание, возвращаются под сень своего твангового дерева. Между тем за спиной у Топси уже некоторое время маячит Белль Геррик. Ее миловидность очевиднее, чем у сестры. Она пышногруда, смеющийся рот пухл и красен. Не сумев завладеть вниманием Топси, Белль оборачивается и кричит: «Хенрика!» Из-за мохнатого, как нога мамонта, ствола дерева кадапу (листья пурпурные, цветы огненные) высовывается бледное лицо с удивленно расширенными глазами. Это младшая сестра Топси, Хенрика. На ней белое муслиновое платьице, отделанное голубыми лентами.

Хенрика (на цыпочках выходит вперед). Я здесь. Что такое? Этот человек немножко напугал меня. Но кажется, на самом деле он милый и кроткий, правда?

Белль. Ну разумеется! Какая ты глупая гусыня, что пряталась!

Хенрика. По-моему, он человек добрый, спокойный и учтивый. И такой умный!

Белль. А какие славные руки! (Подходит к Топси и шепчет ей на ухо). Волосы лезут тебе в глаза, дорогая. Откинь их красиво, как ты умеешь. (Топси встряхивает головой, и мягкий золотистый колокол ее прически гибко колышется возле ушей.) Вот так!

Кейн (совершает прыжок и приземляется на широко расставленные согнутые ноги, упершись руками в колени). О ням-ням!

Астон. О, как грациозно! Это движение, словно па виртуозного танцора, заставляет сердце замереть от удивления и удовольствия.

Сэр Джеспер. Красиво, не правда ли? Испытываешь наслаждение чисто эстетическое и эстетически чистое. Послушай Кейна.

Астон (обращаясь к Топси). А сами вы когда-нибудь писали? Уверен, вам стоит попробовать.

Сэр Джеспер. Да-да, мы уверены, что непременно стоит. А, Кейн?

Топси. Хм, в разное время я пробовала себя в поэзии. Вернее, сочинила несколько плохих стихов.

Астон. Неужели? И о чем же они, позвольте спросить?

Топси. Ну… (колеблется) о разном, знаете ли. (Довольно нервозно обмахивается.)

Белль (наклоняется через плечо Топси и говорит Астону). Главным образом про Любовь (сладострастно тянет последний слог).

Кейн. О, харашо, чертовски харашо! (В моменты эмоционального возбуждения от его манер и речи сильнее обычного веет старой плантацией.) Видал ее лицо?

Белль (медленно и торжественно повторяет). Главным образом про любовь.

Хенрика. Ах, ах! (Закрывает лицо руками.) Как ты можешь! Я вся дрожу! (Снова прячется за деревом кадапу).

Астон (очень серьезно и вдумчиво). Вот как? Это чрезвычайно интересно. Я бы хотел, чтобы вы как-нибудь дали мне почитать ваши стихи.

Сэр Джеспер. Мы такое любим, правда, Астон? Помнишь миссис Таулер? Прехорошенькая была. И когда мы разбирали ее сочинения…

Астон. Миссис Таулер… (Его передергивает, как будто он прикоснулся к чему-то мягкому и гадкому). Ах, Джеспер, прекрати!