— Мне нечего предложить вам, кроме здравого смысла, ваша светлость.

Мудрец улыбнулся.

— Тогда, ваше высочество, у вас нет ничего, в чем я бы нуждался.

Затем, не дожидаясь ответа, Мудрец развернулся на каблуках и отошел в сторону, громко требуя, чтобы принесли напитки. Со скоростью, вызванной скорее испугом, нежели преданностью, в саду появилась старая женщина с подносом, на котором стояли три оловянные чаши и пирожные. Она поставила поднос на мраморную скамью, не смея поднять глаза на своего господина, и опрометью бросилась вон.

Мудрец взял чашу с края подноса.

— Немного вишневого вина? Я нахожу его довольно сладким, но летом после полудня оно гораздо приятнее, чем виски.

Атайя бросила взгляд на оставшиеся чаши с темной жидкостью, вспомнив вероломную попытку Мудреца убить Дарэка шесть месяцев назад.

— Нет, благодарю, — услышала она собственный голос, заметно потяжелевший. — Боюсь, вы могли заставить кого-нибудь отравить вино.

Атайя почувствовала, как напрягся рядом Джейрен, приготовясь дать отпор, однако Мудрец всего лишь поднял брови, скорее позабавленный, чем оскорбленный ее дерзостью, затем лениво заглянул в свою чашу.

— Не сегодня, — заметил он.

— То, что вы сделали с Николасом, не заслуживает прощения, — крикнула принцесса, прекрасно сознавая, что Мудрец вовсе не нуждается ни в каких оправданиях тому, что он совершил.

Мудрец одним глотком осушил половину чаши.

— То, что вы делаете со своим народом, ваше высочество, не менее безбожно. Вы отнимаете у него Богом данный дар. Я должен был найти способ как-то привлечь ваше внимание.

Атайя нахмурилась.

— Что же, цели своей вы достигли. Но вам нет нужды больше мучить его. Прошу, — произнесла принцесса почти с мольбой, — освободите моего брата от принуждающего заклинания. Он не представляет для вас опасности.

— Действительно, — пожал плечами Мудрец, — он никогда не был опасен для меня. Но ваш брат шпионил за мной, принцесса, и за это должен быть наказан. Принц Николас останется в своем теперешнем состоянии до тех пор, пока я буду править здесь — или пока я не умру. А я не испытываю никакого желания умирать раньше, чем после многих лет правления Кайтом. — Мудрец взял с подноса пирожное. — Возможно, вы забыли, что я давал вам шанс спасти его, — подчеркнул он, с отсутствующим видом отломив подгоревшую корочку. — Если бы вы решили тогда присоединиться ко мне, ваш бесценный братец был бы сейчас с вами.

— Ну и сколько это будет продолжаться? — с вызовом спросил Джейрен, не в силах больше выносить пренебрежительную манеру Мудреца. — Чтобы добиться своей цели, вы готовы убить всех членов ее семьи.

— Совсем не обязательно. Мой долг как избранного Божьего слуги проявлять милосердие там, где я могу его проявить. — Взгляд Мудреца вернулся к Атайе. — А в вас есть особое очарование, принцесса, — отметил он с неким намеком на интимность, показавшимся Атайе отвратительным. — Вы могли бы убедить меня просто отправить королевскую семью в изгнание при условии, что они никогда не будут пытаться вернуться или собрать армию, чтобы воевать со мной.

— Можете отправлять меня в изгнание, ваша светлость, но сама я никогда не покину Кайт.

Мудрец допил оставшееся вино и отставил опустевшую чашу, затем взял чашу, отвергнутую Атайей.

— Да, вы могли бы убедить меня. Как сказано в Дамероновом пророчестве, вы дважды благословлены — королевская кровь и выдающаяся магическая сила. Вы заняли бы самое почетное место при моем дворе. — В глазах его застыло проницательное и недоброе выражение. — Всеми признанная и почитаемая, какой, я полагаю, вы никогда не были ни при вашем отце, ни при вашем брате.

Мудрец и не предполагал, что правда скрывается гораздо глубже. Несмотря на все, чего она достигла, Атайю все еще тревожила старая рана, спрятанная глубоко в душе, — не оставляющее чувство стыда за то, что она недостойна своей семьи. Когда она была маленькой девочкой, то испытывала это чувство ежедневно от резких слов Дагары, холодного равнодушия Дарэка и глубоко запрятанного в душе разочарования Кельвина, обвиняющего ее в смерти собственной матери. Это разочарование прорывалось всякий раз, когда принцесса вела себя недостойно его возлюбленной и не могла заменить ему ту, которую он потерял в момент рождения Атайи.

— Вам не удастся купить меня, ваша светлость.

Принцессе потребовалось усилие, чтобы произнести это, но голос ее не дрогнул.

— Я и не собираюсь, — просто отвечал он. — Когда же вы наконец поймете, ваше высочество? Все, что я делаю, соответствует божественному порядку вещей.

Чтобы проиллюстрировать свои слова, Мудрец отступил назад и согнул правую руку в виде арки, создав иллюзию всадника. Не просто человека на лошади, а самого себя, облаченного в ту же одежду, что была на нем сейчас, но с золотой короной на голове. Атайя с негодованием вынуждена была признать, что видение сделано очень мастерски — каждый стежок одеяния призрачного всадника соответствовал стежку на одежде реального Брандегарта, а призрак мощного жеребца махал хвостом, отгоняя мух, совершенно как настоящий конь.

— Бог поставил человека господином над всеми живыми тварями, не так ли?

Не дожидаясь ее ответа, он взмахнул рукой. Видение изменилось — теперь это были мужчина и женщина. Мудрец и она сама, осознала Атайя, когда видение стало четким, хотя он любезно облачил принцессу в шелковое одеяние цвета индиго с довольно низким вырезом вместо потерявшей цвет коричневой юбки, что была надета на ней в реальности. Атайя с отвращением увидела, что ее призрачный двойник преданно преклонил колени перед двойником Мудреца.

— Он также поставил мужчину господином над женщиной, ведь так?

Атайя с независимым видом посмотрела вдаль.

— Мужчинам хочется так думать, — с сарказмом произнесла она.

Мудрец одарил Джейрена сдержанной улыбкой.

— Вы женились на сокрушительнице основ, сэр.

Он рассеял и эту иллюзию, а затем создал новую, самую искусную: своего двойника, сидящего на троне в величественной мантии фиолетового цвета, окруженного толпами — нет, Атайя не могла назвать их подданными. Это были поклонники, их глаза сияли восторгом при виде их ослепительного господина.

— И, наконец, Бог повелел лорнгельдам править всем на земле, как Он правит на небе.

Мудрец изучал свое видение с молчаливым одобрением, восхищенный как его исполнением, так и символическим смыслом. Затем он и его призрачный двойник обратили к Атайе четыре глаза зеленого, как море, цвета, наполненные апокалиптическими видениями.

— Разве можно сравнить это с твоим ничтожным крестовым походом, Атайя Трелэйн? — спросил настоящий Мудрец. — Ты всего лишь предтеча. Новый порядок, который будет установлен, изменит ход истории. Ты всего лишь искра, принцесса Кайта, а я… — он бросил взгляд на своего двойника, слегка улыбнувшись тому, что оба Мудреца кивнули друг другу, затем повернулся к ней, — а я — пламя.