Спокойствие расслабляло. Я снова рылся в своих запущенных мыслях, гнал из головы чудовищный образ отца. Вспышки на правом берегу невольно привлекли внимание. В окрестностях автовокзала и развязки на Южной площади вдруг разразилась чехарда огоньков. Мельтешило в нескольких местах, бились сполохи, озаряя мглистые руины. Словно гирлянда на новогодней елке, в которой перегорела половина ламп. Расстояние и примеси «посторонних» веществ в воздухе скрадывали звуки, казалось, дело происходит в полной тишине. А потом огоньки погасли, и снова навалилась серость.

– Стреляли… – задумчиво пробормотала Ольга, покрепче обнимая арбалет.

– Ты где взяла эту штуку? – поинтересовался я. – Ломанула стрелковый клуб?

– Странно, ты угадал, – усмехнулась она. – На улице Блюхера за студенческим городком имелся боулинг и клуб любителей стрелкового дела. Там стреляли из пневматики, из лука, даже из рогатки и пращи. Подвал, в котором находилось заведение, завалило, но я проникла туда посредством любимой канализации. Заодно и потренировалась. Боевого оружия там не было, но оно ни к чему – в наше время убивать следует бесшумно, согласен?

– Мой автомат тоже бесшумный, – похвастался я.

– Это только кажется, – отмахнулась Ольга. – Он все равно издает какие-то звуки. А арбалет АБСОЛЮТНО бесшумен.

«Если не вслушиваться в хлопок тетивы», – подумал я, опасливо косясь на проплывающие мимо борта клыкастые островки. Правый берег приближался, вырастал из дымки, обретали резкость очертания руин и вздыбленных мостовых конструкций. Я невольно задумался, какой у нас шанс пройти живыми через эту глыбу, распростершуюся к северу километров на пятнадцать?

– Тебе не приходило в голову, что безопаснее обойти город? – пробормотал я. – Расстояние возрастает вдвое, но вероятность радостных сюрпризов…

– Останется точно такой же, не обольщайся, – возразила Ольга. – Я много разговаривала с людьми – и в колонии, и по последнему месту жительства. Среди них были беженцы, пришедшие с окраин. Они считают, что в городе безопаснее. Я не могу подвести научно-доказательную базу, основываюсь только на слухах и на умении отличить правду от вымысла. Но говорят о стаях диких волков, обложивших город и рыскающих по окраинам, о каких-то совершенно невообразимых медведях. О местах так называемого «безвременья» – например, о «Ведьминой плесени». Назови это как угодно – дурным местом, блуждающей энергетической зоной – это такие места, где люди сходят с ума, теряют человеческий облик и, как следствие, погибают. Эти зоны сконцентрированы в основном на окраинах, но бывает, прорываются в город, накрывают какой-нибудь район. Особенно активно это происходит, если ветер дует из центра вирусологии в Кольцово. Или от завода химконцентратов. Нам ведь никогда уже не узнать, чем там в действительности занимались умные дяди и тети. Плюс утечка радиоактивных веществ, радоновая плита, на которой покоится наш город…

Про эту фишку я слышал и раньше. Новосибирск располагался в интересном месте. Копнешь на двести метров – польется радон, радиоактивная вода. Город стоял на природной аномалии – на гранитных плитах с высоким содержанием урана. Двенадцать лет назад все перепуталось, недра выплеснулись наружу…

– В городе, что ни говори, есть какие-то дороги, – продолжала Ольга, – а вне его пределов все смешалось – горы, пропасти, волчьи ямы…

– Одна моя знакомая с друзьями уплыла в Снегири по реке, – напомнил я. И почувствовал, что бледнею: – Хотя не знаю, посчастливилось ли им добраться…

– Ах, да, наша неземная любовь, – вспомнила Ольга, и в голосе ее зазвенели саркастические нотки: – «Связали их дороги хрустальные мосты…» Ты такой романтик, Карнаш, хотя по физиономии и не скажешь. Ну, ладно, это твоя личная трагедия. Не хотелось бы тебя огорчать, но шансов, что они куда-то доплыли, тем паче на плоту, немного. В реке хватает удивительных сюрпризов. Вот если бы они поплыли на броненосце «Потемкин», на худой конец, на крейсере «Аврора»…

– Заткнись… – прошептал я. Уж лучше бы она молчала про удивительные сюрпризы в реке! Слева по борту в поверхностном слое проплыло что-то крупное. На мгновение мелькнул хребет, увенчанный рваными плавниками! Лодку качнуло – словно граната взорвалась под водой. Заскулил Молчун. Оторвалась от банки Ольга, вскинула арбалет. Сердце забилось. Я бросил весла, схватился за автомат. Лучше не думать, что это такое. Лодку подхватывало течение, стало вращать. Тварь оказалась назойливой. Проплыв под водой, она снова показала обкусанный плавник, сменила направление на девяносто градусов, стала неторопливо огибать лодку. Включать фонарик я не хотел – а то сбегутся все твари в округе! Бледной видимости хватало, чтобы разглядеть трехметровое туловище обтекаемой формы, похожее на торпеду, и диаметром около полуметра. Не думаю, что это была белуга или таймень. Речная обитательница двигалась по поверхностному слою – зигзагами, постепенно приближаясь к нашей лодке. Влек ее голод или любопытство, уже неважно. Она приближалась, заходила с тыла.

– Я стреляю… – взволнованно прошептала Ольга.

– Не надо, – бросил я. – Побереги стрелы, толку от них…

Я медленно привставал, расставив ноги. Молчун подо мной скулил уже на какой-то музыкальной ноте, повышая октавы. Тварь приближалась к лодке, виляя боками, словно женщина бедрами. И вдруг пропала, провалилась в пучину вод!

– Держись за борта! – ахнул я и поджал ноги, чтобы сохранить устойчивость. Тварь ударила упругим боком по днищу, но мы уже были готовы! Хотя тряхнуло нешуточно. Она снова показалась рядом с поверхностью – матово поблескивающая, остроносая. Дала загиб, меняя положение в пространстве, снова устремилась к нам, чтобы уйти под воду и продолжить игры с подбрасыванием «мячика». Но теперь я не позволил ей это сделать! Открыл автоматический огонь по приближающейся туше. Пули ложились кучно, разрывая чешую и кожу – броневого колпака на этом чудище не было. Положение, в котором я стоял, взывало к чему-то лучшему, но времени не оставалось. Я удерживал цевье, прикладывал старания, чтобы ствол не гулял. Перенес огонь – поближе к голове. И тварь заметалась, потеряла ориентацию. С хрустом вскрылась черепушка, брызнули мозги и хрящи. Она еще была жива, но вертелась как волчок, прекратила преследование. Пошла на дно, бултыхая хвостом и взметая тучу брызг. А я забросил автомат за спину, схватился за весла и принялся выравнивать посудину…

Мы отдышались, начали успокаиваться. Нас сносило под раскроенную пополам опору Коммунального моста. Справа «освежал» пейзаж порванный метромост и горка чего-то невразумительного на месте станции метро «Речной вокзал». Я налег на весла, пора уже было приставать.

– Убедилась, что автомат бесшумный? – прохрипел я.

– Бесшумнее не бывает, – фыркнула Ольга. – Аж уши заложило.

– От страха их у тебя заложило…

Ближе к берегу интенсивность течения снижалась. А когда мы зашли за торчащую из воды глыбу мостового пролета, оно совсем перестало ощущаться. Вода в этой заводи была спокойная. От нее поднимался удушливый запах гнили и ржавчины. Берег под опорой был перепахан, словно его скрупулезно обрабатывали из тяжелых минометов. Молчун опять скукожился на дне. Ольга сползла с носовой банки, изящно подогнув ноги, осматривала берег в прицел арбалета. Я поднял весла, взял автомат и тоже пригнулся. Лодка продвинулась по инерции на несколько метров и встала напротив груды бетонных плит, застывших в хаотичном беспорядке. Я что-то чувствовал. Не мог понять, что именно…