– А что ты собираешься делать дальше? Гера, твое положение почти безнадежно. – Он впервые назвал меня Герой, и я поняла, что дело серьезно.

– У нас осталось еще двое.

– С Кобриным уже не получится.

– А если тот второй свидетель врет? Если доказать, что он врет?

– Хочешь, чтобы человек признался, что вошел и увидел труп? Чтобы на него потом этот труп повесили?

– Почему на него? На Кобрина.

– Хорошо, я попробую. А пока доведем до логического конца этот цирк.

– Аттракцион со взяткой?

– Именно.

Он взрослел на глазах. Мне уже хотелось за него замуж, а это чувство опасное. Еще никогда мои отношения с мужчинами не заходили так далеко, чтобы в моей ванной появлялась опасная бритва. Хотя я тут же подарила львенку электрическую. Но он по-прежнему брился станком, и мне становилось все тревожнее и тревожнее.

Потому что мне начал названивать Кобрин.

– С нетерпением жду нашей встречи, Герочка, – ворковал он в телефонную трубку, и если это происходило вечером, я запиралась в ванной.

– Георгинчик, с тобой все в порядке? – стучал в дверь Слава, который, как оказалось, не выносил моего долгого отсутствия. Он хотел видеть меня ежеминутно, да что там! Ежесекундно! Он постоянно меня касался, словно проверял: существую ли я? Никуда не делась?

Иногда мне и в самом деле хотелось стать невидимкой. Стать облаком, чтобы его руки хватали воздух. Потому что этими прикосновениями он связывал меня намертво. Меня с собой. Плел сеть, в которой я барахталась, как пойманная птица. А ведь я собиралась ему изменить. Неужели я могу провести несколько дней в Барселоне со своим любовником, пусть и бывшим, в одном номере, ложась вечерами в одну с ним постель, и остаться при этом невинной? И как я это объясню Саше? Он-то не знает, что бывший. А узнав, не возьмет подушку, чтобы уйти досыпать на диван. Только не он.

– Игорь Абрамович, меня посылают в командировку, – нежно говорила я в трубку, прислушиваясь: а как там львенок? – Так что учебный год вы начнете без меня.

– Как в командировку? В какую командировку? – заволновался Кобрин.

– Георгинчик, с тобой все в порядке? – стучал в дверь Слава.

– Абсолютно! – кричала я, прикрывая рукой трубку.

– Ты в ванне? – плотоядно спрашивал Кобрин. – Я слышу, как льется вода.

– Да, я принимаю ванну. На мне лишь пена и ничего больше.

– О-о-о… – стонал он сладострастно. – Когда же, ну когда же ты будешь моей?

– Как только прилечу из Барселоны, мы увидимся.

– Но почему не раньше?

«Если львенок его не посадит, мне конец!» И как объяснить пистолет, из которого Кобрин якобы убил Курбатова? Каким образом оружие, принадлежащее мне, оказалось у Игоря Абрамовича? Если только сказать, что мы стали женихом и невестой на два месяца раньше, чем это произошло на самом деле, и Кобрин заезжал ко мне на дачу ознакомиться с моим имуществом, которое со временем должно стать нашим общим. Господи, как все запуталось!

Я выходила из ванной и попадала прямо в объятия к Славе, который все это время стоял под дверью. И махровое полотенце, в которое я пыталась завернуться, тут же падало на пол. Вот кто еще не научился утолять голод изысканно! То есть слушать оперу и ходить на балет. Я могла бы заставить стол удовольствий роскошными яствами, а он жадно искал глазами ту маленькую миску, которую я старательно отодвигала на самый край. Я кормила его в дорогих ресторанах и пыталась водить в бутики. Я возила его на хорошей машине с бешеной скоростью, пару раз затащила в казино. Описывала в красках дальние страны, белоснежный песок на пляжах и бирюзовую воду в морях, райские острова, где берег усеян кокосовыми орехами, которые нехотя лижет коварная океанская волна, словно приглядываясь к добыче перед тем, как накинуться и утопить. Я обещала ему опасность и райское наслаждение, море впечатлений и целую гамму вкусовых ощущений на пять октав, от басового мяса с кровью до нежнейшего лобстера на гриле. А он, как ребенок, у которого отбирают конфету, каждый вечер умоляюще заглядывал мне в глаза:

– А что, любви не будет?

Он никогда не говорил «секс», он говорил «любовь». Это-то меня и пугало. Бесполезно оттаскивать львенка от этой миски, лучше уж подливать туда молока. Тем более что мне и самой это нравилось. Мой аппетит только разгорался. Я делала из него великолепного любовника с таким вдохновением, с каким не писала докторскую диссертацию, а я ведь очень люблю свою работу. Но я выполняла ее не так старательно, как раздвигала ноги, когда Слава на меня набрасывался. Это было что-то ужасное и одновременно прекрасное. Даже когда мы, объевшиеся ласками, так что уже не лезло, лежали на влажных простынях, и по всему моему телу разливалось тепло, а в матке, как в Космосе, царила невесомость, его рука все равно тянулась к моей груди. И мне становилось страшно. Потому что я знала, что этому скоро придет конец.

И еще я собираюсь ему изменить.

Но вернемся к нашему делу. До отъезда оставалось три дня, когда я встретилась с Алиной. Я уж перестану величать ее Евгеньевной. Смешно, но мы и в самом деле подружились. И такой близкой подруги у меня не было потом долго. Она безоговорочно уступила мне первенство, потому что я, как никто другой, умела плести интриги.

Алина меня порадовала.

– У моей хорошей знакомой муж – медиа-магнат.

– Вот это знакомая! – присвистнула я.

– Если хочешь, мы снимем сюжет о том, как живут большие чиновники.

– А у меня есть талантливый парнишка, который рвется к славе.

Антоша, если честно, отнесся к снятому мною ролику без особого энтузиазма. С досадой спросил:

– А где же клубничка?

И обещал подумать, вместо того чтобы тут же кинуться в бой. Но появившийся на сцене персонаж, подвизающийся в амплуа «медиа-магнат», сделал скучнейшую пьесу чрезвычайно интересной. Большие бизнесмены ненавидят больших чиновников. За то, что ответственности на них лежит меньше, а хапают они больше, за то, что живут на налоги, которые с бизнесменов же сдирают, за дикий рынок вместо цивилизованного, за неработающие законы, за рейдерство, которое закрепилось нынче исключительно за государственными людьми. Цивилизованный грабеж, обставленный, как полагается, по закону. С судом и все такое прочее. Суд даже может вынести цивилизованное решение в пользу обиженного. Только собственность уже из рук уплыла. Продана с молотка, а денежки канули в черную дыру какого-нибудь оффшора.

Поэтому медиа-магнат охотно согласился скомпрометировать БЧ, тем более что тот подставился. Алина развила бешеную энергию, подключив все свои связи. И вышла на сотрудника ФСБ, далеко не последнего человека в этой организации. Я радовалась, как ребенок, глядя на то, с каким энтузиазмом Алина топит Людмилу Ивановну. Утолять месть куда слаще, чем утолять голод. Сердце гораздо ненасытнее желудка, если ему нанесли рану, оно может помнить об этом всю жизнь и кормить свою ненависть с упорством, достойным строителя египетских пирамид. Глыба громоздилась на глыбу, и тащили мы их с Алиной, задыхаясь от неимоверных усилий. Да еще ощущая голыми пятками лезвие ножа. Но оно того стоило. От ненависти Алина даже помолодела и похорошела.