Видимо, доктор с чем-то подобным уже сталкивался в своей жизни, потому что долго спорить не стал и пошел Гурову навстречу.

Липкин лежал в отдельной палате, весь опутанный прозрачными трубками, бледный, исхудавший, и тоскливо смотрел в потолок. Появление Гурова смутило и обеспокоило его.

– Не буду докучать вам долгими расспросами, – сказал Гуров. – Главное для вас сейчас – это поправиться. Уверяю вас, все будет хорошо. Только скажите мне, вам известна фамилия Туманов или фамилия Василевский?

– Да, я на них работал, – пробормотал раненый. – Мы работали. Мы не знали. То есть знали, но думали, обойдется... Но я готов дать показания. Василевский уже нас подготовил. Он должен был еще вчера...

– Вы видели вчера Василевского?!

– Ну да, можно сказать и так, – тяжко вздохнул химик. – Можно сказать, он нас спас. Если бы не он, этот Всеволод Игнатьич, наверное, нас с Павлом Евгеньевичем...

– Кто?! Всеволод Игнатьевич? Вы не ошиблись?

– Этот человек позвонил. Мы с Павлом Евгеньевичем все равно ходили в лабораторию, хотя про нас все забыли. А он вспомнил. Нам он неизвестен. Но он явился с пистолетом и явно собирался с нами расправиться. Но Василевский – он все время нам говорил, что нужно идти в милицию – он плеснул в этого кислотой, забрал пистолет, и его увел этот, второй...

– Второй?

– Да, не знаю, кто такой. Они торопились. Я тут уже как в тумане был, сознание терял...

Виталий Васильевич разволновался, вспоминая недавний ужас, и врач потребовал от Гурова прекратить беседу.

– Ухожу, – с сожалением сказал Гуров, но на пороге все-таки опять обернулся к раненому. – Скажите уж как на духу – в опечатанной лаборатории есть образцы тех ядов, которые вы готовили для Туманова?

– Да, есть, – обреченно сказал химик. – Там стальной шкаф серого цвета, в нижнем отделе герметический контейнер с надписью «344» – там вы найдете, что вас интересует. Я это еще никому не говорил. То есть Василевскому... И все. А скажите... э-э... сюда в больницу не могут явиться, чтобы прикончить нас с Павлом Евгеньевичем прямо здесь?

– Не думаю, – мотнул головой Гуров. – Но на всякий случай мы все же поставим сюда охрану. Полагаю, доктор не будет возражать?

– Если эта охрана не будет утомлять пациентов вопросами, – сердито уточнил хирург, почти силой выпроваживая Гурова из палаты. – Я же вас просил. Пациент еще очень слаб. Его жизнь была в смертельной опасности. Он потерял много крови.

– Я понимаю, – кивнул Гуров. – Но его жизнь до сих пор в смертельной опасности. Он сам про это заговорил. Я пришлю охрану. И пожалуйста, ограничьте его контакты с кем-либо.

– Вы последний, – убежденно сказал доктор.

Покинув больницу, Гуров и Крячко провели в машине небольшое совещание.

– Наступает переломный момент, – заявил Гуров. – Мы набрали полный мешок шишек, но враги рановато собрались праздновать победу. На горизонте стало что-то такое просветляться. Мы уже в двух шагах от лаборатории. Если удастся уберечь химиков и следы их деятельности, обвинение, которое мы готовили Туманову, получит реальное воплощение, и его великолепная Соловьева вынуждена будет умыться. К тому же объявился Василевский, а это последний гвоздь в гроб Туманова.

– Не все так уж гладко, Лева, – покачал головой Крячко. – Василевский объявился, а где он, Василевский? Чудит он чего-то. И с химиками тоже бабушка надвое сказала. Если синдикат этот за них возьмется, они могут все свои слова назад взять. А у нас с тобой сейчас у самих земля под ногами шатается.

– Веришь в существование синдиката? – хмыкнул Гуров. – А я вот усомнился. После того, как воочию своего собеседника увидел. Конечно, на сто процентов я не могу быть уверенным, что это он. Но на девяносто девять и девять десятых... Голос, походка, телосложение. Он это! Сволочь первостатейная, но никакого отношения к той истории, которую мне рассказал, не имеет. Да и сама история не подтверждается. Впечатление такое, что нам дымовую завесу пускают.

– Однако смотри – тебя под статью подставили, – начал загибать пальцы Крячко, – Марию похитили, сообщников кончили, Безуглова кончили, химиков чудом в живых оставили, Василевский наверняка от них же бегает... Да вот и тебя второй раз в ловушку заманили... Чувствуется организация, Лева!

– Меня собственная дурость заманила, – хмурясь, сказал Гуров. – Сказано, не гонись, поп, за дешевизной. А я погнался. А организация, допустим, хоть и чувствуется, но, сдается мне, демонизма в ней совсем не так много, как хотят нам показать. И потом, не припоминаю я, чтобы до сих пор на работников правоохранительных органов какой-то преступный синдикат наезжал. То есть наезжают-то постоянно, но все эти поползновения имеют четко очерченные границы. Не верю я в существование некоего постоянного центра. До этого у нас дело еще не дошло.

– Тогда кто это? Ты сам видел – вряд ли это тумановские кадры.

– Это мы с тобой должны выяснить в самое ближайшее время, – заявил Гуров. – Подозреваю, что так называемый «синдикат» сейчас тоже начнет суетиться. Можно сказать, что у нас вот-вот упадут флажки на часах – цейтнот. Придется делать ходы в сумасшедшем темпе. Использовать все старые связи и любые возможности. При этом лучше всего нам с тобой сейчас не показываться, образно говоря, на поверхности. Стать как бы невидимками. Понимаешь меня? Сейчас возвращаемся в управление – ты еще раз хорошенько пройдись по сводкам – вдруг обнаружатся следы Василевского, прокрути с экспертами те цифры, которые этот бомж-свидетель назвал. Шансы найти этот номер вполне реальные.

– Если сам номер реальный, – мрачно сказал Крячко. – А ты что намерен делать?

– Я пойду к Петру, – сказал Гуров, имея в виду генерала. – Пусть делает что угодно, но прикроет нас. Пусть убедит прокуратуру и следственный комитет обратить самое пристальное внимание на лабораторию и на химиков. Нужно обеспечить им охрану. И еще мне нужно добиться разрешения на опознание тела Всеволода Игнатьевича. Его должна увидеть Мария. А вдруг это тот самый Всеволод Игнатьевич, который читал ей мораль в ту дождливую ночь?

– Надеешься, что Петр нас поймет? – со вздохом спросил Крячко.

– Надеюсь на то, что у него просто нет теперь иного выхода, – сказал Гуров. – Теперь или грудь в крестах, или голова в кустах.

Они поехали в управление. Намерение Гурова стать невидимками получило чувствительный и внезапный удар, как только они с Крячко вышли из машины. Тотчас как из-под земли вокруг них выросли фигуры возбужденных молодых людей с фотоаппаратами, камерами и микрофонами в руках. Это были газетчики и представители местных телеканалов. Они набросились на оперативников, как голодная стая.

– Вы – полковник Гуров, не так ли? Скажите, это правда, что вы обвиняетесь в убийстве? Действительно убитый был вашим осведомителем и под вашим прикрытием торговал наркотиками? Почему вы до сих пор на свободе? У нас есть сведения, что вы без ордера ворвались в квартиру и избили невинного человека – это ваш стиль работы? Вы пользуетесь методами Грязного Гарри? Вы любите смотреть фильмы с Клинтом Иствудом? Вы отождествляете себя с его героем? Ваша жена – актриса Мария Строева? Это правда, что она подала на развод?